Стать Джоанной Морриган

Я применяю на практике все, что усвоила из книг Джилли Купер: прежде всего следует подходить к этому делу с искренним энтузиазмом, и все действия надо сосредоточить на головке пениса – на той его части, которую я про себя называю «лысиной капитана Жана-Люка Пикара».

Также логично было бы предположить – исходя из моего собственного опыта мастурбации, – что движения должны быть ритмичными, с некоторым ускорением ближе к концу, как в «Отбросить все лишнее» группы «Aztec Camera».

Как выясняется, пенис – довольно простой, интуитивно понятный механизм. Во всяком случае, поначалу.

В самом начале мне неожиданно даже понравилось держать во рту мужской член – это и вправду приятно. Как будто сосешь собственный большой палец и при этом еще доставляешь огромное удовольствие кому-то другому. Мне нравится доброжелательность этого действа – я польщена и горда, что человек доверяет мне самое дорогое и не боится, что я его укушу. Наверное, эта гордость свидетельствует о том, что я еще слишком юная и неопытная. Сорокатрехлетняя женщина вряд ли подбадривает себя мыслью: «Смотрите все! Я его не кусаю!»

«Вот она я, – думаю я про себя, – очень даже неплохо справляюсь с пенисом. И никто меня не учил! Я всему научилась сама! Я молодец!»

Но все осложняется с приближением оргазма – мой партнер начинает подергиваться, издавать странные звуки, а потом подается вперед и буквально насаживает мою голову на свой член.

Во-первых, это невежливо. Я, между прочим, устала за день, но все равно очень стараюсь доставить ему удовольствие. А когда тебе в рот безо всякого предупреждения набивается внеплановый объем возбужденного мужского члена, это по существу то же самое, как если бы человек попросил подбросить его до дома, а потом затолкал бы в твою легковушку еще шестерых друзей и кухонный буфет в придачу. Во-вторых, это категорически непрактично. Потому что, когда ты так резко пихаешь свой член чуть ли не в глотку партнерше, ее почти неизбежно стошнит. Это просто рефлекс.

Испуганно вздрогнув, я деликатно извергаю в рот чуть-чуть рвотной массы, которую не смогла удержать, – и в этот момент он кончает.

Во многих смыслах рвотная масса во рту – штука сама по себе неприятная – существенно облегчает задачу выбора сексуальных стратегий. Во всяком случае, мне не пришлось решать в самый последний момент, к какой категории девушек отношусь я сама: к тем, кто глотает, или к тем, кто выплевывает, – потому что, чисто из вежливости, я все равно проглотила бы рвотную массу. Это самый разумный выход. Выплюнуть все равно некуда, кроме как – я смотрю по сторонам: что тут есть в непосредственной близости – либо в пустой бокал из-под вина, либо в спущенные трусы моего партнера. Ни то, ни другое не соответствует атмосфере, которую мы пытались создать: атмосфере всепоглощающей чувственности.

Интересно, думаю я, как это часто бывает во время секса, – было ли что-то подобное у Мадонны? Приходилось ли ей делать кому-то минет в тесной обшарпанной комнатушке, с полным ртом блевотины?

Продолжая выказывать рвение и отзывчивость, я сосу член еще долго после того, как его обладатель кончает – пока он сам не отстраняет меня со словами:

– Осторожнее, котик. Он очень чувствительный.

Чуть позже мы пробуем заняться сексом еще раз, но я слишком рьяно ему отсосала, и у него на головке треснула кожа – так что пенис теперь вне игры. Мы оба печально глядим на него, потом я отворачиваюсь к окну и говорю:

– Я, наверное, пойду.

Одеваюсь и ухожу.

Я не могу даже поцеловать его на прощание, потому что у меня во рту все еще чувствуется привкус рвоты и спермы, и я не хочу, чтобы ему стало противно – хотя он сам во всем виноват.

– Ну, что ж, будем прощаться, – говорю я с порога, и когда он подходит ко мне, чтобы поцеловать, я чуть отстраняюсь и пожимаю ему руку. Кажется, он слегка озадачен. И, кажется, у него еще не прошла боль в паху. Но я в этом не виновата! Черт, как все сложно.

«Я только и делаю, что порчу члены, – мрачно размышляю я, сидя в 37-м автобусе, по дороге к Юстонскому вокзалу. – И я еще не кончала ни с кем из партнеров. Ни с кем. Я сама себе лучший любовник. Я по-прежнему круче всех, кто у меня был».

Разумеется, некоторые пытались – целовали меня в живот, что, как правило выступает прелюдией к оральному сексу, смотрели сквозь челку, падавшую на глаза, спрашивали глазами: «Можно?» – но я всегда пресекала эти поползновения.

Почему? Я сама толком не знаю. Я никак не пойму, то ли из-за того, что мне кажется, будто я этого не заслужила, – что им не нравится это занятие, они просто стараются проявить вежливость, и поэтому следует отказаться, чтобы никого не смущать, – то ли из-за того, что мне кажется, будто они этого не заслужили, и я не хочу, чтобы какие-то посторонние мужики видели, как я теряю контроль над собой и кончаю благодаря их стараниям, как я кончаю наедине с собой.