Но Павел не ответил, он был то ли разгневан, то ли обижен. Горечь все еще тревожила вкусовые рецепторы, слюна продолжала обильно наполнять рот. Плюясь, как верблюд, Паша подумал, что может и не пережить те два месяца, что нужны для подготовки чародейства. Обилие столь удивительных и опасных событий в такие сжатые сроки просто давило Пашу, не давая ему отдышаться, отдохнуть и собраться с силами, как он ни пытался. Его хватало разве что на пару часов решительных и обдуманных действий.
Ему захотелось где-нибудь сесть, свернуться клубочком и оказаться дома. Так он был напуган и подавлен. Сам того не заметив, он сел на траву, росшую под раскидистым дубом, который рос неподалеку от дома волхва. Здесь же было оборудованное кострище с горкой прогоревшего пепла, а рядом с ним стоял большой камень.
Солнце понемногу клонилось к горизонту, наступил вечер со свойственным ему теплом и звуками. Паша прикрыл глаза, ворочая в голове воспоминания прошедших дней, постоянно удивляясь собственному везению. Не раз и не два смерть дышала ему в лицо, но он каким-то образом уходил от нее, или она его отпускала. Мысли закружились в голове, картинки и ощущения поочередно сменялись, образуя какую-то бесноватую воронку, втягивающую Павла все глубже и глубже в себя. Он не заметил в костре едва тлеющих угольков, однако сейчас, пока его глаза были закрыты, они разгорались с новой силой, и легкий ветерок нес густую дымку на Павла.
Водоворот образов и чувств полностью поглотил сознание, такое бывает прямо перед тем, как человек засыпает. Слабый шум сердцебиения резко сменился звоном железа и криком тысяч умирающих и убивающих людей, смешивающимся с ржанием лошадей.
Паша открыл глаза и обнаружил себя на поле боя, прямо позади него неслись кавалеристы, грозно выставив копья наперевес. Бежать было некуда, считанные метры отделяли его от первого ряда кавалеристов, он успел повернуться к ним грудью. В нее смотрел безжалостный наконечник копья. А с наконечника на Павла смотрела неминуемая смерть, устрашившись которой Паша в последний миг прикрыл голову руками, припав к земле. Губы сжались в тонкую нить, сердце билось, словно нужно было отстукать все удары, уготованные судьбой именно за эту секунду.
«Почему так долго»: мысль пронеслась мимолетно, но оставила за собой след все нарастающего недоумения и некоторого облегчения. Уже прошло несколько десятков секунд с того момента, как Павел принял свое предсмертное положение. Ежесекундно он ожидал пронзающей боли, оставленной копьем, или глухого удара копыта, но ничего не происходило, хотя гул битвы был все так же отчетлив. Павел раскрыл глаза, с боязнью, будто нехотя. Кавалерия уже громила ряды вражеской пехоты, сея смерть и опустошение, но утопая в ней и сама. Разномастно одетые и экипированные воины слились в общую, громыхающую железом и деревом массу, не оставив зрителю возможности понять кто одерживает верх, и кто с кем ведет борьбу.
Паша попытался встать, но вдруг понял, что у него нет тела, оно куда-то исчезло. Тогда он взлетел над полем битвы, будто всегда это умел. Он парил над армиями от левого фланга к центру, где горели огни, а прямо над воинами сверкала гроза, разя молниями землю и воинов на ней. Такой масштабной битвы он не видел никогда, он даже не мог представить такого количества сражающихся одновременно, на одном поле, людей.