Стать героем

– Наверно ты это так называешь, – улыбнувшись смешному словцу, ответила девушка.

– Нда, – протянул парень, – Хотя и не пахнет совсем… Жар-птицыны какашки, куда я попал?..

Повертев в руках очередной камешек, который отчего-то захотелось съесть, Паша быстрее упрятал его в мешочек. Странное наваждение испугало его, тем более, теперь он знал о происхождении «ягод», и кушать их явно не входило в его планы.

– Ты только не ешь их, нехорошо потом будет, Еремей говорил, – предупредительно взмахнув рукой, сказала Любава.

– Вот только какашек накушаться мне и не хватает, – пробурчал Паша.

Но сам-то он понял, что предупреждение весьма дельное, потому что каждый камешек, который он брал в руки, все сильнее просился в рот.

– И зачем мы его сортируем? – не выдержал молчания Паша.

– Синие, это женские, а красные – мужские. Если их растереть и смешать, а после воды немного добавить да поджечь, гореть будет так, что ничем не потушишь, пока само не прогорит.

Чуть помолчав, она добавила:

– Еще из них модно сделать и яды, и лекарства. Еремей обещал потом научить.

– Ясно…

Чтобы не сбиваться со счета, работа продолжалась в молчании. Посапывая, Паша шепотом считал ярко-красные бусинки, изредка ссыпая их в очередной мешочек. Когда вся тара была заполнена, на столе осталось с десяток камешков. Всего два синих, остальные были красными. Желание попробовать их на вкус разгорелось с новой силой, причем не только у Паши.

К счастью послышались шаги приближающегося волхва, наваждение спало. Вскоре и сам волхв появился в комнате, подойдя к столу, он тут же отдал приказ:

– Рты открыть, языки высунуть.

Любава тут же исполнила указание, Паша же замешкался, его вовсе не прельщало выглядеть еще большим идиотом, чем он успел себя показать.

– Ты что?! Съел?! – недовольно глядя на Пашу спросил волхв, гневно постукивая посохом.

– Что? Ничего я не ел! – тут же выпятив язык, с характерным «а», ответил Паша.

Его возмутили обвинения в пожирании экскрементов, все-таки он считал себя цивилизованным человеком. Еремей же внимательно изучил ротовую полость и после мягко проговорил:

– Молодцы, вот теперь можете съесть оставшееся, ты синие, – указывая на Павла, сказал волхв, – а ты красные.

Любава робко взяла красный камешек и положила его в рот. Секунду ее лицо не выражало никаких эмоций, но после, когда она раскусила камешек, лицо ее озарилось улыбкой наслаждения. Будто прямо сейчас она выпила целую бочку нектара богов, будто счастье, собранное со всех обитателей земли прямо в этот момент целиком запихнули в нее, в Любаву. Дожевав первую «ягоду», она тут же схватила вторую.

Паша остался при своем: «Жрать какашки я не стану».

– Не буду – проворчал он и отвернулся.

– Как хочешь, – сказал волхв и тут же, буквально в один момент, схватил синие камешки и закинул их в рот.

Уже через момент Паша испытал сильнейшее огорчение, он клял свою глупость, ведь если они едят эти камешки, и им так вкусно, то от чего бы и ему не попробовать. Он повернулся обратно: что волхв, что Любава источали радость, которую, казалось, можно было даже осязать. Не выдержав этого, он ухватил красный камешек, и, невзирая на попытку волхва что-то сказать, тут же раскусил его.

Из-под скорлупы с нейтральным вкусом в рот хлынуло наполнение. Оно было настолько горьким, противным, ужасающим на вкус, что Паша в тот момент выбрал бы съесть все содержимое переполненной выгребной ямы, лишь бы избавить себя от этого вкуса. Ему было настолько противно, что он онемел, в сердце поселилась тоска – это продлится вечность. Из всех Пашиных чувств остался только вкус, и он был ужасен.

Паша, с переполненной отвращением гримасой, принялся неистово выплевывать только что с такой страстью съеденное. Рвотные позывы терзали тело, однако Павел не спешил расставаться с обедом. «Что я съел вообще, почему они такие довольные были-то, как они это терпят!»: судорожно дергаясь, думал он. Склонившись к коленям и тяжело дыша, он сплевывал остатки помета жар-птицы прямо на пол. Вязкая слюна длинными струями спадала вниз, свисая с краев губ, она шлепалась в небольшую лужицу.

– Вот дурачок, – хмыкнул Еремей, – Я же говорил, какие можно есть, а какие нельзя.

– Не говорил ты ничего! – с отдышкой выкрикнул Паша, разогнувшись.

Однако его тут же скрючило обратно, прижимая торс к коленям, рвота так и не вырывалась наружу, но тело выворачивало в прямом смысле.

– Говноеды… – проворчал он чуть отдышавшись.

Посидев так еще с минуту, он почувствовал в себе силы встать. Тогда он поднялся с лавки и уверенными шагами потопал к выходу, не забыв хлопнуть дверью.

– А убирать кто будет?! – вдогонку прилетели слова волхва.