Стать героем

Еремей явно просто успокаивал Яна, чтобы тот не забивал себе голову лишними проблемами. Однако Ян не поддавался таким простым приемам и, понурив голову, размышлял о последствиях возможной беременности.

– Да чего ты расстраиваешься, чем плохо быть первым человеком, оплодотворившим не кого-нибудь, а саму эльфийскую королеву? – через смех пытался ободрить друга Павел, – А, папка?

Ян лишь тяжело вздохнул, и еще ниже опустил голову.

– Ребенка скорее всего объявят незаконнорожденным, тогда он не сможет стать ни друидом, ни охотником, а то и вовсе изгонят из деревни, – волхв продолжал повесть об эльфийских обычаях, – А тому, кто зачал такое дитя может грозить кровная эльфийская месть. Интересно, что за существо может там родиться?

Ян, казалось, желал прямо сейчас провалиться под землю, он согнулся так, что дышал в гриву своей лошади.

Наблюдая за реакцией Яна, старый волхв не выдержал и расхохотался, Паша же поддержал этот смех, так как сразу почувствовал некий подвох в словах Еремея. Он уже давно понял, что желание подшутить над друзьями так и не погибло под тяжестью прожитых Еремеем веков, правда, обычно жертвой шуток становился Иван.

– Ой, умора, – смахивая слезы, кряхтел Еремей,– отец эльфийский… Забудь ты про это, пошутил я.

Ян не отреагировал на это заявление, казалось, он уже ничего не хотел слышать, размышляя о своем еще не родившимся ребенке и кровной мести эльфов. Пришлось долго объяснять ему, что между людьми и эльфами действительно не может быть детей, и что Еремей попросту выдумал историю о кровной мести и том, что ему дано чувствовать, носит ли эльфийская женщина в себе семя. Что до закрытия деревни, то это могли быть любые другие причины, все-таки эльфы – загадочный народец. Ян, хоть и поверил волхву, но еще долго обижался на него и на Пашу, предпочитая не общаться с ними.

Когда они выехали из леса в направлении лагеря, небо действительно было чистым, это означало, что источник дождей был уничтожен, и, вероятно, войско уже двигалось в направлении замка.

Еремей не ошибся, они догнали основные силы лишь спустя три дня, двигаясь по следам. Золото, которое волхв брал из казны, перекочевало к эльфам, но это было ничтожной платой за успешное уничтожение мешавшего войску креста. Исходя из слов Хотислава, тучи стали постепенно расходиться как раз в день уничтожения источника под Белой горой.

На подходах к замку местность никак не менялась, вопреки ожиданиям Паши. Он представлял себе замок местом исключительно мрачным и угнетающим. В идеале вокруг него должны были находиться безжизненные пустыни выжженных полей и голые камни. А на фоне черных, высоких башен должны были бить молнии, или, еще лучше, красоваться полыхающее огнем небо.

Но ничего этого не было, замок внезапно появился на линии горизонта в виде размытого сероватого пятна. По мере приближения к строению, пятно увеличивалось, обретая все более четкую форму. Оказалось, что построен он из обычного камня, серого цвета. Да и замком его назвать было трудно, скорее одинокая башня с низкими пристройками. Окружено же все это было обыкновенным деревянным частоколом с насыпью.

Никакой нечисти или иных врагов навстречу войску не двигалось, однако все были напряжены, снимать доспехи строжайше запрещалось.

Войско остановилось в километре от замка, чтобы как следует осмотреться и подготовиться к штурму. За частоколом не было видно защитников, само укрепление выглядело безжизненно, но ворота были закрыты.

Ведьма Велина использовала особое заклятье, чтобы осмотреть замок и его окрестности с высоты птичьего полета. С полными удивления глазами она заявила, что замок пуст и никаких обитателей в нем нет вовсе. Это не ободрило Еремея и других магов старшего поколения. Они понимали, что замок вовсе не пуст, а его защитников укрывает от взгляда особое заклинание, создать которое под силу лишь искусному чародею. На совете, наскоро собранном прямо в поле, возле еще не установленного шатра, было решено провести обряд, который поможет разрушить поддерживаемую хозяином замка иллюзию.

К участию в обряде были допущены старшие чародеи, для его свершения они ночью вышли из лагеря. Остальные же, за исключением часовых, погрузились в сон.

Паше не спалось, как, впрочем, и Яну. Мысли о предстоящем штурме, битве и возможной смерти тревожили их, не давая расслабиться и уснуть. У Паши перед глазами всплывали картины уже пережитого боя на лесной поляне, плавно они сменялись образом Любавы, которую он видел сегодня.

Его сердце обливалось кровью, а ноги подкашивались, когда он смотрел, как она целует Хотислава со свойственной ей страстью и лаской, как она мило хихикает над его дурацкими, абсолютно несмешными шуточками, как ведьмак похотливо тащил ее в свой шатер чуть ли не каждые пару часов.

Пашины веки сомкнулись сном лишь тогда, когда на горизонте забрезжил рассвет. Утро выдалось солнечным, приятное тепло, переходящее в зной, растекалось по земле. Однако Паша не радовался отличной погоде, ночной отдых скорее вымотал его, чем придал сил.