Стать смыслом его жизни

— Нет, так далеко не надо, — прервал он ее. — Es ist wahr?^[14]

Она кивнула.

— Мой сын, надо чтобы еще он согласился…

— Вот, он согласится, смотри! — Ральф лихорадочно рылся в портфеле. — Вот!

Он достал длинный голубой конверт и протянул Наталье.

В конверте было письмо, напечатанное на бланке с круглой печатью и подписью с огромным количеством завитушек.

— Что это? Я не понимаю…

— Это приглашение для твоего сына на выставку в Staatliche Kunstakademie Dusseldorf^[15].

— Но как… Но он…

— Не волнуйся, у него будет учитель немецкого языка, я думаю, он быстро станет настоящим немцем и настоящим художником.

— Но…

Она не смогла договорить. Он притянул ее к себе, обнял и поцеловал так нежно, что у нее закружилась голова и все возражения унеслись куда-то вслед за гудевшей за окнами вьюгой.

А потом Ральф уехал в гостиницу, оставив номер своего мобильного, а Наталья взяла большой чистый лист бумаги и стала записывать, что нужно сделать до отъезда. Самым первым пунктом был, конечно же, разговор с Сеней.

И только ложась вечером спать, она обнаружила в кармане коробочку — подарок Леммана.

— Ой, как неудобно получилась! — подумала женщина, открывая футляр, и замерла: на бархатной подушечке лежало кольцо с прозрачным камнем, играющим всеми цветами радуги. Наталья с замирающим сердцем смотрела на камень, недоумевая — неужели это ей, Наталье Васильковской, женщине, еще три года тому назад убиравшей грязные подъезды, подарили такое… такое?.. Она вытянула руку и посмотрела на пальцы. Рука как рука, пальцы могли бы быть подлиннее, поизящнее, маникюр посвежее. И пока мозг оценивал, может ли она носить такие украшения, руки действовали. С прямо-таки благоговейным трепетом Наталья вынула кольцо из уютного гнездышка, надела на палец и снова вытянула руку, любуясь игрой света в прозрачных гранях. А потом подошла к зеркалу, расчесала волосы и, глядя на свое отражение, произнесла:

— Фрау Лемман. Guten Tag^[16], фрау Лемман, — и вдруг разрыдалась. Это были слезы радости, слезы расставания со старой жизнью, слезы встречи с неизвестностью. Ей было одновременно и радостно, и тревожно, страшила неизвестность — как воспримет эту новость Арсений. Немного успокоившись, она взяла бумажку с телефоном Ральфа и набрала номер.

— Лемман, — пророкотал тот.

— Ральф, Ральф…

— Наташа? Что случилось? — в его голосе слышалась тревога.

— Нет, ничего, я нашла твой подарок…

— О, nein… Нет! Это не есть правильно! Я должен был стать на колено и надеть его тебе на палец.

— Ральф, обещаю, тебе обязательно представится такая возможность.

* * *

Наталья замолчала. Она сидела на стуле, низко опустив голову, и теребила подол юбки.

— Ты прости меня, девочка, — сказала она после продолжительной паузы, — наговорила я тебе всего. Я очень надеюсь на твою помощь. Поговори с Сеней, пожалуйста, тебя он точно послушается.

— Хорошо, я подумаю, как ему лучше обо всем рассказать.

— Спасибо тебе.

К утру план был готов. Сразу после школы Вера отправилась в мастерскую к Кузьмичу. Дверь открыл Сеня. Увидев подругу, он радостно засиял.

— Привет, ты к нам? Проходи.

Вера вошла в комнату.

— Верочка, детка, что-то ты нас совсем позабыла! — радушно встретил ее хозяин. — Просто так забежала или по делу?

— Просто так. По делу.

— Ну, по делу так по делу. Садись, рассказывай.

Кузьмич протер сиденье единственного в комнате стула сомнительной чистоты тряпкой, окрашенной во все цвета радуги.

— Да я… — замялась Вера.

— Может, чаю хочешь? — с полуслова догадался художник.

— Да-да, чаю.

— Давай-ка, Арсений, дуй в магазин, купи чего-нибудь к чаю. Да смотри не в ларьке, мне там недавно старое печенье подсунули. В гастроном сбегай, на проспект. А мы пока чайник поставим.

Сеня схватил куртку, натянул шапку. Вера прошла вслед за Кузьмичом в маленькую кухоньку.

— Садись, рассказывай, что стряслось, — Кузьмич уселся за стол.

Вера села напротив и рассказала о предложении Ральфа. Кузьмич слушал внимательно, изредка кивая.

— Да-а-а, — сказал он, когда рассказ подошел к концу, — жалко. Парень уж больно хороший. Привык я к нему. Ну да что я, парню расти надо. Ты не переживай, детка, поговорю я с ним, никуда не денется, поедет. Эх, расстроила ты меня! — дедок поставил на плиту здоровенный чайник, вернулся за стол и тяжело вздохнул.

Хлопнула дверь — это был Арсений. Румяный от мороза, довольный, он ввалился в кухню и замер, словно что-то почувствовал.

— Садись, Сеня, — потянул его за рукав Кузьмич.

— Сейчас, куртку сниму.

— Потом снимешь, посиди с нами.

Мальчик сел, крутя головой и переводя взволнованный взгляд с Веры на учителя.

— Вот что, Сеня, — начал Кузьмич, — тебе надо поехать поучиться.

— Нет, — Арсений замотал головой, — нет!

— Ты головой-то не крути. Не крути. Дело такое: я тебя всему, чему мог, научил. Теперь ты меня должен учить. А как ты будешь учить? Сам поедешь, опыта поднаберешься, потом вернешься и мне расскажешь. Там, за границей, профессора, они знаешь, какие умные. О-го-го! Понял? Давай, дуй домой, собирай вещи. Пару годиков там покантуешься и приедешь. А я тебя тут буду ждать. Добро?