Статьи и проповеди. Часть 7 (30.10.2012 – 25.03.2013)

2. Nemo orator, nisi vir bonus (Квинтилиан), другими словами безнравственный человек не может стать истинным оратором.

3. Речь оратора должна отличаться такою прозрачною ясностью, чтобы он не только мог быть понятым, но чтобы его нельзя было не понять». Чудные слова. И таких россыпей по всему пространству «размышлений с самим собой» (так озаглавлена книга) у владыки не счесть. На всем протяжении ее видно, что автор думал, медленно листал станицы чужих книг, прислушивался к сердцу, отмечал наиболее важное.

Возникает вопрос: где вся эта мудрость и проницательность в официальных речах? Неужели люди, слушающие официальные речи, заранее обречены не на сочные травы, а на жевание силоса, как нелюбимое стадо. И вообще, отчего это люди, искренние с самими собой, в дневниках и переписке, становятся невыносимо фальшивы и казенны в официальных речах? Говорящий штампами не может не мыслить штампами. А мыслящий штампами не может никого ни увлечь, ни зажечь, ни тронуть и привести в движение, как это отмечал упомянутый Квинтилиан. Так отчего же официальные и программные речи умных и образованных людей создают впечатление написанных под копирку? Это что у нас вера такая? Друг с другом — по душам да от сердца к сердцу искры высекать мы можем, а если с трибуны, то сразу «темные силы нас злобно гнетут», и «в бой роковой мы вступили с врагами», и так далее. Не скажем просто, что «в драку влезли и по морде получили-дали», а именно «в бой роковой …».

Что за фальшь пропитала нашу жизнь и привычно обозвалась «православной традицией»? Митр. Анастасий возглавил Церковь-беженку. Но он унес с собой в сознании не только высокое и рафинированное образование, но и фальшивую публичную риторику синодальной поры, обреченной на Родине на слом. И за спиной у него осталась в покинутой стране та же риторика, только уже воспринятая коммунистами и лишенная поэтому призывания святых имен и цитирования Библии.

Но стиль одинаков. Возвышен, криклив, патетичен, от жизни конкретной оторван. «Братство», «равенство», «высокие порывы» и «героический труд». Все те же «светлые дали» и «свинцовые тучи», только по иному поводу. И «призрак бродит по Европе», и «акулы мирового империализма разевают пасть на юную деву рабочей республики». И, конечно же, «вихри враждебные веют над нами». И только в дневниках, в тишине и в уединении привычно выговаривала себя во всех мирах живая душа, стиснутая рамками удушающих условностей. Стиснутая вне Церкви, стиснутая и внутри ее. Ну не в тюрьме ли мы?

В одной из статей я как-то касался темы, «подброшенной» Бердяевым. Это тема свободы. Тяготясь рамками жизни социальной (всегда более-менее рабской) человек русский стремится к анархизму или святости. И то и другое — выход за рамки. Лучшие люди монашествуют или даже странничают, что выше монашества. Худшие — бандитствуют, плюя на все, что свято для обывателя. Таков их каприз. А власть в лице коммунистов, сочетала долго милую народу простоту и аскетизм с таким же милым бандитством «ради малых сих». Робин Гуд ведь вместе с казаками или «армией» Пугачева ведь не более, чем разбойники, но разбойники идейные и оттого темному народу милые. Поэтому коммунисты и во власти (пока не зажирели) задержались надолго, олицетворяя бытовую простоту и мировое злодейство на благо трудового человека во вселенной.

Власть, бандиты и монахи. Три особые категории людей на Руси. И у всех, заметьте, особый язык. У блатных — феня. У власти — мыльные пузыри и специфическая газетно-брифинговая риторика, утаивающая истинное состояние дел. Ну и у церковных людей — свой язык, со всеми «аще убо» и патетикой о «темных тучах на горизонте», которые рассеиваются от «светлых речей добродетельного и подвизающегося мужа».