Я не думаю, что в этот союз стоило бы сразу принимать упомянутую Туркмению, есть вопросы к Узбекистану, не все ясно с Киргизией. Можно бы установить некую планку, как в европейской восьмерке: некий минимум демократии, социалки, свобод… Допускаю, что пришлось бы выбирать между Арменией и Азербайджаном, — но люди, уставшие от противостояния, есть и в Ереване, и в Баку. Это же не завтра будет. Постепенно, мне кажется, все бы подтянулись. Потому что великие межреспубликанские проекты, которыми был славен СССР, — на памяти у всех. Объединяется же Европа, хотя трудно найти в мире более разномастное сообщество; носится же Чавес с идеей объединения Южной Америки — и помяните мое слово, это вопрос ближайших лет. В быстром, меняющемся, информационном мире выживают крупные игроки — такие, как Китай. Он ведь тоже, по сути, не государство, а конгломерат разнообразных, далеко не во всем единых территорий. Так что, если бы СССР воссоединился в формате «минус один», от этого, кажется, выиграли бы все.
А там, глядишь, и Россия подтянется. Когда станет достойна такого сообщества и перестанет считать победу на «Евровидении» мандатом на международное хамство.
Кто любуется трагедиями?
В: Кто любуется трагедиями?
О: Свиньи с крыльями.
Когда затонул «Титаник», Блок в письме удовлетворенно воскликнул: «Есть еще океан!» Оно и понятно: европейская пошлость, комфорт, упоение своими возможностями — финансовыми и техническими, а не творческими, конечно. Глухота к подземному рокоту, безразличие к роковым предчувствиям, пир во время чумы. И тогда океан напоминает, что есть еще трагедия: с техногенных катастроф часто начинаются великие исторические кризисы — вспомним Чернобыль. О механизмах этой связи можно гадать долго, но, видимо, в какой-то момент человечество расслабляется и становится беспечно. И тогда его с силой бьют по голове. Впрочем, о землетрясении в Калабрии и Сицилии, которое тоже было для Блока одним из предвестий великой всемирной бойни, никак не скажешь, что это следствие человеческой халатности.