Читаем Статьи, выступления, письма полностью

Другое—в связи с тем, что представляется многим главным парадоксом, противоречием, непоследовательностью—и далее по уничижительной нарастающей—установок Гевары. Настойчиво подчеркивая «личность-центричную» систему своего «послания», своего марксизма; любовь (к людям) как непременное и основополагающее качество революционера, Че одновременно—и много раз—демонстрирует чуть ли не маоистское отношение к человеческим жизням, готовность принести на алтарь освобождения любые жертвы; превращает свою многократно доказанную способность к самопожертвованию в императив для миллионов. И подчеркивая необходимость готовности к лишениям, и требуя участия в добровольном неоплачиваемом труде, и призывая к вооруженной борьбе, которая —как он сам признает—неминуемо потребует «большой крови»... Как всё это совмещается с исходной посылкой—и императивом— гуманизма в «проекте Че»?

Подобное обличение «волюнтаристской, субъективистской, антигуманистической и т.д.» составляющей послания Гевары является общим местом либерально-реформистской (и ортодоксально"-коммунистической) критики в его адрес. Именно отсюда—считают некоторые из обличителей—вытекает еще один изъян «мира идей» Че: в нём, действительно, почти не встречается тема политической демократии и даже само упоминание о ней (см. ниже). Из всего этого и делается однозначный вывод: Гевара стремился «загнать народ в свой рай», вопреки его, народа, воле; навязать ему, народу свои утопии («нового человека» и т.д.) —если не физическим принуждением, то принуждением моральным, если не насилием, то силой («гипнозом») примера, но в любом случае—не желая считаться с реальными, сегодняшними настроениями, мироощущением, слабостями и т.д. большинства, с его правом на эти слабости...

Имеется в виду «ортодоксия» 1956-1991 гг. 281

Ответ Че своим будущим критикам в значительной мере содержится в тексте книги. Дискуссия о проблеме «требовательности»—и «права на эгоизм» продолжается. Но кое о чём надо, по-видимому, сказать и в предисловии, используя преимущества, которые даёт нам историческая перспектива, взгляд из следующего века, знание того, что и как произошло за истёкшие сорок лет.

Во-первых, о мере оправданности «оптимизма интеллекта»— вначале и «оптимизма воли»—до конца.

Да, сегодня мы—и современники Че, дожившие до 2005 года, и те, кто родились уже после его смерти—точно знаем, что волна революционного движения в Латинской Америке, на исходе которой погиб Эрнесто Гевара, и следующая волна этого движения—на стыке 60-х и 70-х годов, и третья (центральноамериканская) его волна—разбились (за пределами Кубы), так и не прорвав до конца валы сопротивления статус-кво. Однако не заемным знанием из будущего руководствуются те, кто реально желают изменить настоящее0: объективная оценка степени их реализма (авантюризма, волюнтаризма и т. п.) —требует сопоставления взглядов (и действий) «про-грессоров» с тенденциями их исторического времени. И с этой точки зрения «оптимизм воли» Че представляется совершенно оправданным, а оптимизм интеллекта (уверенность в возможности победы) опирался на вероятностный характер объективного прогноза на рубеже середины 50-х годов.

Как мне приходилось уже писать «в прошлом веке», главной чертой той, специфической фазы мирового развития21, которая пришлась на годы исторического действия Эрнесто Гевары (почти совпадая с ним во времени), была «глобальная ситуация высокого уровня альтернативности». Иначе говоря—максимальная выраженность—и напряженность, сила и подъём тенденции альтернативности мирового развития, которое пребывало (или во всяком случае— воспринималось, как пребывающее) в ситуации своеобразной бифуркации, относительного равновесия путей человечества в будущее. Ситуация эта возникла (возникала) как равнодействующая процессов послевоенного десятилетия (включая качественное ослабление обуславливающих возможностей центра мировой систе

А не ограничиваться объяснением её, призванным post factum служить оправданием собственного бездействия, его непогрешимости. Охватывающей — условно — период 1953/54-1968 гг.

29 (предисловие

мы1)—и того нового этапа альтернативного развития и освободительного движения, которым были отмечены 1956-1961 гг.

Это были годы, когда страны альтернативного развития — и прежде всего СССР (и КНР)—объективно доказывали свою способность к соревнованию с Западом—будь-то в космосе, в становящемся «третьем мире» или (пока ещё) на идеологическом и даже экономическом поприще. Годы максимальных темпов и напряженности антиколониальной борьбы (в Северной, а затем Тропической и Южной Африке, на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии), переросшей во многих странах каждого из этих регионов в борьбу за полную политическую независимость и свободный выбор пути развития. Годы начала второй национально-революционной войны во Вьетнаме и поисков новых путей антикапиталистической борьбы на Западе, созревания «гроздьев гнева» 1968 г...

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Пикуль
Валентин Пикуль

Валентин Саввич Пикуль считал себя счастливым человеком: тринадцатилетним мальчишкой тушил «зажигалки» в блокадном Ленинграде — не помер от голода. Через год попал в Соловецкую школу юнг; в пятнадцать назначен командиром боевого поста на эсминце «Грозный». Прошел войну — не погиб. На Северном флоте стал на первые свои боевые вахты, которые и нес, но уже за письменным столом, всю жизнь, пока не упал на недо-писанную страницу главного своего романа — «Сталинград».Каким был Пикуль — человек, писатель, друг, — тепло и доверительно рассказывает его жена и соратница. На протяжении всей их совместной жизни она заносила наиболее интересные события и наблюдения в дневник, благодаря которому теперь можно прочитать, как создавались крупнейшие романы последнего десятилетия жизни писателя. Этим жизнеописание Валентина Пикуля и ценно.

Антонина Ильинична Пикуль

Биографии и Мемуары