Статьи, выступления, письма

Т. е. призывать к единству, держа в уме известную установку: «сегодня—союзники, а завтра посмотрим, кто кого расстреляет».

361

как сталинизм, XX съезд КПСС и т.п. для него, по-видимому, попросту не существовали1; пропасти между псевдореволюционной и псевдоинтернационалистической риторикой—и имперско-бюрократи-ческой практикой он не ощущал. И, вообще, он, по-видимому, руководствовался в те годы логикой: «слушай врага и знай, что истина— в обратном». Вся история СССР воспринималась им тогда как прямое продолжение Октябрьской революции (восторженное отношение к которой Гевара сохранял до конца жизни) и победы над фашизмом.

Это видение и эти оценки сохранялись и в годы партизанской борьбы, и в первый послевоенный год. А затем последовательно интернационалистская позиция, занятая СССР (Хрущевым) в отношении кубинской революции, большая и — в материальном плане — совершенно бескорыстная помощь, оказанная ей; поведение «sovie-ticos» на Кубе — все это еще более усилило элементы энтузиазма в отношении Че к СССР, его людям2.

В 1960, 1961, 1962 гг. он действительно был едва ли не главным архитектором Кубинско-советской дружбы, председателем Общества дружбы Куба—СССР и т.д.

И все же задолго до Карибского кризиса восприятие Геварой ряда советских реалий становилось критическим3. Сам же кризис, точнее позиция, занятая советским руководством на втором его этапе, превратила возникавшие сомнения в грустную уверенность: на смену романтике «братской солидарности единомышленников» приходил реализм (стоицизм?) «необходимого союза различных...»

Одновременно быстро менялась оценка внутренней ситуации в СССР—и через все более категорическое неприятие советского толкования марксизма (и положения дел на «идеологическом фрон

1 Что и проявилось во время допроса в мексиканской полиции—том самом, где Че заявил о себе как о марксисте: Гевара вступил в спор

от» с допрашивающим о Сталине. На дворе—лето 1956г., что не остав-Jui ляет сомнений на счет позиции сторон.

2 !гг См. с. 153-154, а также «Свободная мысль», 2003г. №9, с. 52.

3 Под влиянием непосредственного знакомства с ними в ходе его визи-1 тов в СССР в 1960 и 1962 гг., в связи с сомнениями, возникавшими у

него по поводу определенных аспектов внешней политики СССР, в о 1 зд ходе полемики КПСС—КПК и, наверное, в раздумьях над прочитан -..кит ной литературой...

37 (предисловие

те» в целом). И по мере более глубокого—и критического знакомства с социально-экономической моделью СССР. Как увидит читатель, сначала под сомнение была поставлена возможность достижения— в рамках этой модели—коммунизма (1963-1964 гг.), а затем—уже с конца 1964 г., а, особенно, в 1965-1966 гг. и ...

... Впрочем, не хочу полностью забыть об изначальном обязательстве (не предварять содержание книги). Так или иначе в 1964-1966 гг. и в открытых (публиковавшихся), и в закрытых текстах и выступлениях Че встречаются многочисленные, прямые и косвенные выражения несогласия как с отдельными аспектами идеологической, культурной, социально-экономической («полурыночной»), внешнеполитической и т.п. линии СССР—КПСС, так и с постНЭПов-ской моделью в целом1. Критику привилегий бюрократии, социального неравенства, отстранения трудящихся от участия в планировании, неадекватности культурной политики и т.п. Но по-прежнему нет—ни в каком ракурсе—ни упоминаний (или размышлений) о сталинизме (как структурном феномене), ни о ситуации с политической демократией в СССР, о связи отмечаемых им феноменов догматизма, бюрократизации, отчуждения и т.п.—с антидемократизмом политического устройства страны...

Проще всего, как уже отмечалось выше, объяснить все это реалиями политической жизни на самой Кубе 1960-1966 гг. Но, думается, проблема—шире и глубже. Она—в основе своей—достаточно традиционна для мысли (и действия) левых2, но до сих пор не решена. В отношении Че лично3 она была поставлена (в левой литературе Запада: К. Кароль и др.) еще несколько десятилетий назад, но сколько-нибудь полного и непротиворечивого ответа на этот вопрос, по-моему, предложено не было. Читатель может попытаться найти его сам.

Сущностный анализ этой проблематики, располагающейся вокруг оси «революция —социализм—рынок—коммунизм» в рамки этого предисловия, конечно, не вмещается (и требует предварительной договорённости об определении категорий и мере их соответствия объективным реальностям).

На мой взгляд, она впервые была поставлена — применительно к революции 1917г.— еще Р.Люксембург.

Т. е. с учетом его антидогматизма и «антикопирования»; решающего значения, придававшемся им проблеме личности и её отчуждения...

381

Из этой предваряющей «информации к размышлению» (о незнакомых пока текстах) можно пока сделать два, сугубо «разнокалиберных» вывода: