Читаем Статьи, выступления, письма полностью

Отличные от нас и всё ещё удивлённые своей дерзостью — желанием быть свободными,—Африка и Азия смотрят за океан. А что если этот, другой склад сырья и злаков населён людьми с теми же простыми и глубокими стремлениями, как и у жителей Азии и Африки? А что если наше братство бросит вызов морским просторам, языковым барьерам, отсутствию культурных связей и мы обнимем друг друга как товарищи по борьбе? Разве аргентинский пеон, боливийский рудокоп, рабочий United Fruit Company или рубщик тростника на Кубе не в большей мере брат твой, чем надменный потомок японского самурая—даже для японского рабочего? А быть может, и Фидель Кастро—это нечто большее, чем изолированный факт—или миф? Быть может, он—авангард американского народа в его нарастающей борьбе за свободу,—такой же человек, из плоти и крови, как Сукарно, Неру или Насер?

Освободившиеся народы начинают отдавать себе отчёт в том, что они стали жертвой чудовищного обмана, внушённого им комплекса расовой неполноценности, и начинают осознавать, что, возможно, и они ошибались в своей оценке народов других континентов.

Куба была приглашена на очередную Конференцию народов Азии и Африки. Американская страна будет говорить о праве и боли Америки перед историческим собранием наших афроазиатских братьев. И это не случайно: происходит историческое сближение всех угнетённых народов в этот час освобождения. Это означает, что Куба существует. Что Фидель Кастро—человек, народный герой, а не мифическая абстракция. И что Куба не изолированное явление, а первый признак пробуждения Америки.

Когда мы рассказывали о безымянных народных героях, о неизвестных солдатах, погибших на полях сражений всего континента, о так называемых колумбийских «бандитах», боровшихся на своей родине против союза креста и шпаги; когда мы говорили о парагвайских поденщиках («mensu») и боливийских горняках, убивавших друг друга, отстаивая—не зная об этом—интересы нефтедобывающих компаний Англии и Северной Америки; когда мы всё это вспоминали, мы замечали, насколько удивлёнными были взгляды слушателей: не потому, что они слышали нечто, о чём они совсем не знали раньше, но потому что перед ними развертывался новый вариант—идентичный по сюжету и последствиям—той хорошо зна-

561 вид Америки с афроазиатского балкона комой им колониальной истории, которую они прожили и претерпели в течение веков позора.

Америка ныне обретает для них конкретную форму и очертания. Америка—то есть Куба, Куба—то есть Фидель Кастро, представляющий целый континент, становится правдоподобно живой. В сознании азиатов и африканцев наш континент населяется реальными людьми, которые страдают и борются за те же идеалы, что и они сами.

В свете новой перспективы, открывающейся с моего балкона, я заново оцениваю то, в чём сам участвовал—начиная с великого момента «двенадцати»1; я вижу, как исчезает память о мелких противоречиях, чье подлинное значение так преувеличивалось в ту пору; как расширяются горизонты и значимость борьбы народов Америки. С точки зрения этой перспективы я могу оценить по-детски наивный, спонтанный жест человека из тех краев, который гладит мою бороду и спрашивает на чужом языке: «Фидель Кастро?» И добавляет: «Вы из партизанской армии, которая возглавляет борьбу за освобождение Америки? Значит, вы наши заокеанские союзники?» И я должен ответить ему и сотням миллионов жителей Азии и Африки, которые так же, как и он, идут вперёд к свободе в это новое, неспокойное, опасное атомное время. Я отвечаю ему: да, я—оттуда, и больше того—я твой брат—один из множества твоих братьев в этой части света; братьев, которые с бесконечным нетерпением ожидают момента, когда консолидируется блок сил, способных раз и навсегда покончить с анахронизмом колониального господства...

Журнал «Humanismo», сентябрь-октябрь 1959 г.

1) Речь идет о воссоединении разбитого и рассеянного отряда высадив-шихся с «Гранмы». <

58

Университетская реформа и революция

17 октября 1959, Сантьяго-де-Куба1

Добрый вечер, уважаемые товарищи!

Я должен просить прощения у присутствующей учёной публики за задержку начала этого мероприятия: в ней виноваты я—и погода, которая была очень плохой на протяжении всего пути, так что нам пришлось остановиться в Байамо.

Мне очень интересно обсудить одну из тех проблем, которые наиболее близко затрагивают учащуюся молодёжь всего мира, и обсудить её здесь, в революционном Университете и, уж точно, в одном из самых революционных городов Кубы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Пикуль
Валентин Пикуль

Валентин Саввич Пикуль считал себя счастливым человеком: тринадцатилетним мальчишкой тушил «зажигалки» в блокадном Ленинграде — не помер от голода. Через год попал в Соловецкую школу юнг; в пятнадцать назначен командиром боевого поста на эсминце «Грозный». Прошел войну — не погиб. На Северном флоте стал на первые свои боевые вахты, которые и нес, но уже за письменным столом, всю жизнь, пока не упал на недо-писанную страницу главного своего романа — «Сталинград».Каким был Пикуль — человек, писатель, друг, — тепло и доверительно рассказывает его жена и соратница. На протяжении всей их совместной жизни она заносила наиболее интересные события и наблюдения в дневник, благодаря которому теперь можно прочитать, как создавались крупнейшие романы последнего десятилетия жизни писателя. Этим жизнеописание Валентина Пикуля и ценно.

Антонина Ильинична Пикуль

Биографии и Мемуары