Статуи из песка

В определенное время приносили таблетки. Это был большой органайзер со множеством ячеек, и на каждом отделении – бумажка с фамилией. Все строились в очередь перед столом. Работники называли это " очередь за колбасой " ссылаясь на постсоветский дефицит. Некоторых держали, а кому-то лекарства подносили. Общими были капли. Мы с сокамерницей выпили лекарства и вернулись на лавочку, за которой и сидели прежде. Неожиданно, мое сознание помутнело и, моментально заснув, я уронила голову на стол, стоящий передо мной. Если бы перед этим, я не сидела сложив руки, на которые и опустила лицо, то возможно разбила бы нос. Поспать не дали крики, но факт того, что я начинаю бесконтрольно вырубаться, сильно меня напугал.

Вечером нас выпустили из комнаты заточения, называемой " игровой" и пустили в спальню. Заснуть не составило труда, хотя в комнате было очень холодно для летнего времени. Ночью даже пришлось встать и накрыть подругу пледом, который она во сне уронила.

На утро меня отправили в медкабинет, для сдачи крови на анализ. Из-за того, что я ничего не ела целые сутки, голова кружилась. Меня усадили на стул, затянули руку резинкой и вставили шприц. Набрать кровь не удалось, потому что в вену не попали. Череда неудачных попыток продолжалась в числе трех раз. На четвертый, кровь набрали. И набрали, как мне показалось, достаточно много. Ругая всеми элементами речи некачественные шприцы, мои тонкие вены и все что есть на свете она долго не вытаскивала иглу. Когда она это сделала, я встала со стула, как вдруг резко в голову ударило неприятное тепло. В глазах стало значительно темнее, а в ушах зазвенело. Медсестра начала кричать, и в процедурную забежала санитарка. Женщина запаниковала и принесла мне какао, на удивление, она была ко мне добра. Через какое-то время мне стало полегче. В следующее утро, на смену вышла другая медсестра, которая принесла нормальные вакуумные шприцы и без происшествий взяла у меня достаточное количество материала.

18 – Воздух.

Как и полагается в больнице, тихий час длился пять часов. Нам с сокамерницей ставили капельницы через день. Что ей капали, нам узнать не удалось, но в пакетике с подписью " Булгакова ", по словам медсестры, были какие то антидепрессанты и обычная глюкоза.

Примерно половину детей выводили на прогулку по закрытой территории. Подруге дней моих суровых было запрещено выходить, из-за того, что она раньше убегала из дома. Таких называли "бегунами ". Выходить без нее показалось мне не очень хорошей идеей, т.к. мне не хотелось оставлять ее одну, поэтому я оставалась в здании.

Стоило мне подумать о том, что выбраться на улицу нам не судьба, появился странный человек. Мужчина лет пятидесяти, как оказалось, работал медбратом. Он отпросил нас двоих на улицу. От свежего воздуха голова жутко кружилась. Так нас стали отпускать каждый день. Хоть этот мужчина и был странным, со своими рассказами о любви к брюнеткам, за помощь ему стоит отдать должное.

19 – Девочка-солнышко.

Будним вечером, когда ничего не предвещало беды, санитары подняли какой-то шум. Как выяснилось позже, в приемное отделение доставили девочку. Мы с подругой взмолились на её, хотя бы немного, адекватный нрав, но в общую комнату её так и не завели. Через какое-то время медсестра разрешила нам поесть передачки от родителей, а так как мать оставила мне пакет с продуктами, я присоединилась к трапезе. В зале столовой, на стуле, сидела девочка в шортах и перепачканной синей водолазке. Я подошёл к ней и протянул незнакомке яблоко и вафлю. Предложить больше было нечего и ее, как мне показалось, голод преодолел застенчивость. Она подняла голову и, поблагодарив, сразу начала есть. В тот момент, у меня, как у художника случился инфаркт. Ее личико было слишком милым и невинным. Если бы Бэмби был двенадцатилетней девочкой, то он однозначно выглядел бы так. Аккуратный носик, каштановые волосы, подстриженные под укороченное каре или даже скорее под пикси, милые, еле заметные, веснушки и карие глазки. Но ее состояние не на шутку меня напугало, рука была перемотана бинтом, а она сама, явно была жутко напугана. Поговорить с ней не удалось, нас завели обратно. От этого сделалось очень больно. Словно я оставила умирающего котенка на улице. Позже, ее привели к нам. Ее имя оказалось таким милым и кукольным. До чего же оно ей подходило.