Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга

Когда игра теряет статус, игроки могут стать безжалостными. Но для успеха революции игрокам у подножья социальной лестницы необходима помощь элит. «В самом деле, – писал Голдстоун, – в большинстве революций именно представители элиты мобилизуют население, чтобы помочь сбросить режим». Исследования предреволюционных периодов регулярно выявляют, что, когда «правители становились слабыми, непоследовательными и агрессивными, значительная часть элиты переставала чувствовать привилегированность и поддержку и дистанцировалась от режима». Тогда элита вступала в сговор с игроками рангом пониже, с «группами, объединявшими представителей масс», такими как крестьянские общины, профсоюзы, профессиональные гильдии или молодежные организации, которые также чувствовали, что их положение ухудшается и они не получают ожидаемых наград.

Такая динамика привела к «Жасминовой революции» в Тунисе. За 28 дней в декабре 2010-го и январе 2011 года в этой довольно зажиточной по меркам континента стране рухнула власть Зин аль-Абидина Бен Али – президента, занимавшего свой пост 24 года. Перед этим в Тунисе произошел «резкий скачок роста молодого населения». Это привело к нехватке продовольствия и отмене субсидий на образование, топливо и продукты питания, а также к сокращению количества статусных должностей в государственных органах, доступных выпускникам. Кроме того, свирепствующая безработица особенно уязвила образованных представителей среднего класса, лишившихся престижных карьерных перспектив. Одновременно Бен Али щедро одаривал свой ближний круг, залезая в карманы обложенного взятками бизнеса.

Статусные игры нации забуксовали. В этом обвинили президента. Негодование было частично направлено на полицию, которая становилась все более агрессивной и коррумпированной. 17 декабря уличный торговец Мохаммед Буазизи совершил самосожжение в знак протеста против постоянного вымогательства. В тот день его унизила муниципальный инспектор Фаида Хамди: члены семьи Мохаммеда утверждают, что женщина отобрала у него весы, ударила его и оскорбила его покойного отца. «Акция Буазизи срезонировала среди тунисцев, которые тоже чувствовали, что при Бен Али в их жизнях нет перспектив, зато очень много притеснений», – писал Голдстоун. Стали собираться толпы. Полиция открыла огонь и убила некоторых протестующих. Попытка контролировать информацию через цензуру СМИ провалилась: молодые тунисцы пользовались фейсбуком активней, чем молодые люди других североафриканских стран, и это дало им возможность распространить фотографии протеста, а вместе с ними и сам протест. Что важно, революцию поддержало «удивительное количество разных организаций». Одна из них, Всеобщий профсоюз работников Туниса, организовала общенациональные забастовки. Затем армия отказалась стрелять по тунисским гражданам. Игроки на каждом уровне иерархии обратились против Бен Али. Через четыре недели после акции Буазизи президент сбежал из страны.

Голдстоун на множестве примеров показывает, что «перепроизводство социальной элиты» можно считать прогнозируемой предпосылкой социального коллапса – он происходит, когда появляется слишком много элитных игроков, которые вынуждены сражаться за немногочисленные высокостатусные должности. В умеренной степени такое перепроизводство полезно, так как создает здоровую конкуренцию и повышает качество элиты в лице тех, кому в результате гонки удается занять престижные должности в правительстве, СМИ, юриспруденции и так далее. Однако в экстремальных формах перепроизводство ведет к тому, что несостоявшиеся представители элиты, будучи преисполнены негодования, создают собственные статусные игры – и встают в оппозицию к тем, кому улыбнулась удача. Они начинают войну за статус, нападают на правящий аппарат и дестабилизируют его. Голдстоун проследил такую динамику в годы, приведшие к гражданской войне в Англии, Французской революции, кризисам в Китае и Турции. Мы снова видим: после того как статусные игры перестают приносить ожидаемые награды, наступает хаос и вершится история.

Даже когда общества не доходят до перепроизводства элиты и революции, статусная игра способна укротить и свергнуть правителей. Так было с цивилизациями, которые существовали веками. Когда жадные до статуса имперские силы завоевывают народ, они назначают себя его элитой. Поколения сменяют друг друга, коренные народы ищут статуса и всё чаще играют в имперские игры, принимают правила и символы элиты: говорят на их языке, поклоняются их богам, работают на их институты. В конце концов, охваченные желанием полной и безоговорочной принадлежности к элите, они требуют равного статуса, зачастую весьма агрессивно, в форме гражданского неповиновения, судебных исков или насилия. Тогда начинается падение основателей империи. Историк профессор Юваль Ной Харари описывает это как «цикл развития империй», с помощью которого имперские игры «переваривают» завоеванные культуры и продолжают «процветать и развиваться», даже после того как от основателей империи давно избавились.