Статус: все сложно

Как, впрочем, и анонимный автор писем, которые получала главная героиня романа Эмили. На месте этого идиота он уже давно схватил бы девушку и увез куда подальше от проклятого старикашки-герцога, за которого она должна была выйти замуж в счёт уплаты карточного долга своего отца — непутёвого игрока лорда Стивенса. Но неизвестный герой предпочитал писать ей тайком, нежели действовать.

«Все чаще и острее я понимаю, какой же я трус, Эмили.»

Трудно не согласиться. Действительно трус.

Вот только сам он разве многим лучше? Прикрывшись нелепым именем, он точно также, как и этот несчастный, пишет женщине, которую не в силах отпустить, но ничего не делает, чтобы изменить в этой ситуации хоть что-то. Нет, не ему осуждать этого бедолагу.

«Я пишу тебе письма, потому что это — моя острая потребность. Она сильнее, чем нужда в еде, воде и сне. Мне, словно опий больному, необходимо говорить с тобой, пусть даже только так — односторонне. Я лелею в себе иллюзию, что это делает меня ближе к тебе. С недостойным мужчины трепетом думаю каждый раз о том, что твои пальцы касаются этого же листа бумаги, который держу в руках я сам. Хотя, может статься, ты сжигаешь мои письма, даже не вскрывая конверта. Но если и так — я не хочу этого знать. Я нуждаюсь в этом самообмане до боли, до помешательства. Потому и не оставляю тебе возможности отвечать мне, ведь если я буду знать, что ты получаешь письма, то буду ждать ответа на них, а если его не будет… наверно, я умру, моя ненаглядная. Ибо эта тонкая, как ниточка, связь с тобой — единственное, что ещё поддерживает во мне жизнь».

Любопытно. Что же такое стряслось с этим страдальцем, что он вот уже сто пятьдесят страниц кряду пишет героине письма, пропитанные безнадежностью, но не смеет ей показаться?

На миг в голове мелькнула мысль, что автор писем — старикашка-герцог. Как знать, что там у него внутри? Может, он только с виду такой противный, а в душе — пылкий влюбленный?

Господи, о чем он только думает! С губ сорвался полный неверия смешок. Хотя нельзя было не признать, что роман задевает его за живое. И все труднее было представить себе, что человек, способный так искренне передавать малейшие движения души своих героев, способный сам настолько тонко чувствовать, может расчётливо играть чувствами других. Он действительно никогда не знал ее. И было удивительно волнительно сейчас, словно с нуля, познавать ту, чье тело принадлежало ему не раз. Тело, но не душа.

У него было такое чувство, что, читая ее книгу, он словно прикасается к ней самой. Прикасается к тому, что было всегда скрыто от него. А может, ему, как и этому несчастному влюблённому, просто необходима была эта иллюзия близости и соприкосновения, а на самом деле он обманывает сам себя?

Проклятая книга бередила в нем слишком многое. Столь многое, о чем он и сам в себе не подозревал.

Несколько минут он лежал и молча разглядывал потолок, затем снова вернулся к чтению.

Надо сказать, эта леди Эмили Стивенс привлекала к себе немало мужского внимания. Старый герцог, презрев то, что она вовсе не красавица, желал жениться на ней. Впрочем, учитывая, что досталась она ему, по большому счету, на халяву, с его стороны было бы глупо не взять то, что само свалилось в руки. Кроме того, какой-то неизвестный джентльмен — а может быть, и простой лакей — сходил по ней с ума, раз в три дня посылая героине очередное трогательное письмо. Но помимо этих двоих был ещё и третий — отставной военный, бывший капитан английской армии, сэр Джеффри Хоукинс. В прошлом красавец и повеса, теперь он стал озлобленным и хмурым, потому что вернулся с войны инвалидом. В бедре его засела коварная пуля, которая чрезмерно стесняла движения, и оттого сэр Джеффри сильно хромал на правую ногу. Вдобавок, вражеская сабля изуродовала его лицо, но он, будучи стойким оловянным солдатиком, упорно появлялся на всех балах, где и сталкивался с леди Эмили с завидной регулярностью, выливая на несчастную бедняжку весь скопившийся в нем яд. В общем, тот ещё был экземпляр. И почему только героиня не уносила ног, едва завидев этого сыча на горизонте — оставалось загадкой.

Но недолго.