Статус: все сложно

Он молча ждал. Ждал ее взгляда, движения, слова. Ждал, не делая никаких шагов навстречу, словно давал ей выбор — остаться или уйти, теперь, когда она узнала, кем являлся Веселая Морковка в действительности.

Он заставил себя стоять на месте даже тогда, когда она сделала шаг назад, словно хотела убежать прочь. Только крепко, до боли, стиснул зубы, чтобы не закричать, не выдать ни единым звуком и жестом своего отчаяния.

Он не мог понять по ее лицу, рада она или нет тому, что это был он. Не Макс. Не какой-то ещё сумасшедший поклонник. Ему казалось, что она и сама не знает, что чувствует. Не знает, зачем пришла.

Он постоял ещё немного неподвижно, давая ей последний шанс уйти, если хочет. Потому что если она не сделает этого в ближайшие тридцать секунд, он не позволит ей этого уже никогда.

Он вел мысленный отчёт, когда на цифре двадцать семь она наконец заговорила.

Он усмехнулся, оббежал взглядом ее всю, и, остановившись на лице, сказал внезапно охрипшим голосом:

— Я вижу.

А потом сделал к ней шаг. Затем — ещё один. И ещё. И ощутил пьянящую эйфорию от того, что она осталась стоять на месте, ожидая его приближения.

Оказавшись рядом, он сделал то, чего ему хотелось с того самого момента, как он повернулся и увидел ее. То, чего ему хотелось всегда.

Он выпростал до сих пор чуть подрагивающие руки из карманов пальто, обхватил ладонями ее лицо и прижался губами к ее губам. Жадно, требовательно, почти грубо. За то, что заставила сомневаться. За то, что заставила сходить с ума. За то, что заставила ждать так долго. И речь была вовсе не об этих нескольких минутах, в течении которых он уже успел испугаться, что она не пришла. Нет, он ждал гораздо дольше.

Он целовал ее, и ощущал внутри себя что-то новое, иное, единственно правильное. И не было сил оторваться от этих губ, не было сил отвести от нее руки, но он знал, что если не сделает этого — то все у них кончится не лучше, чем началось. Потому что он так и не сказал ей ещё того, что следовало сказать давно.

Он в последний раз смял ее губы своими, оставляя на них свою печать и выдохнул:

— Хотел узнать, так ли это хорошо, как я помню.

Это его «Я вижу» заставило Алису сделать судорожный жадный вдох. Что за ним скрывалось? Насмешка, констатация факта, нежелание говорить что-либо ещё? А что если Марк позвал её сюда, чтобы проверить, побежит ли она за ним, как преданная собачонка по первому зову? И теперь уверился, что побежала. Что стоит напротив него, напуганная и растерянная, и можно окончательно поставить галочку в том, что касалось Алисы.

Нет, даже думать об этом было нельзя. Не настолько же Марк Беккер нуждался в том, чтобы наказать Алису за тот ошибочный выбор, к которому сам же и подтолкнул.

А потом он просто обхватил её лицо ладонями, оставляя на коже обжигающий след, и сделал то, от чего дыхания у Алисы не осталось вовсе. Прикосновение его губ — требовательное, жадное, сводящее с ума — окончательно выбило почву из-под ног. Она даже ответить толком не смогла на этот поцелуй. Будто была пятнадцатилетней девчонкой, впервые ощущающей это пугающее касание.

Алиса просто стояла, чувствуя, как отступают все те страхи, что снедали её в последние дни. И как на смену им приходят всё новые сомнения. Сколько всего не договорено было между ней и Марком, сколько нужно было ещё сказать ему. И то, что она жаждала произнести, было настолько окрашено эмоциями даже в её воображении, что она самой себе казалась истеричкой. Но сейчас все слова куда-то растерялись.

Она стояла перед ним, не предпринимая никаких попыток обнять. Просто не могла на это осмелиться. И лишь только сладостное ощущение, что её снова целует Марк Беккер, что её не обмануло предчувствие, когда она узнала в своём незнакомце именно его, разливалось по венам.

— Хотел узнать, так ли это хорошо, как я помню.

И это всё? Это всё, чего ему хотелось?

В это она тоже отказывалась верить. Оказаться здесь, чтобы после просто узнать, так ли хорошо целовать её, как и раньше… Впрочем, от Марка Беккера всегда можно было ожидать самых немыслимых вещей.

— И? — выдохнула она эхом следом за ним. — Теперь опять исчезнешь, чтобы появиться через время и ждать, что тебя натыкают мордой в лужу? Впрочем, вижу, кто-то это уже сделал до меня.

Она не сдержалась, кивнула на ссадину на его лице, произнося последние несколько слов с нервным смешком. А всё потому, что этот несносный мужчина всегда действовал на неё так. И бороться с этим не было ни сил, ни желания.

— Это гораздо лучше, чем мне запомнилось, — пробормотал Марк, жадно вдыхая аромат ее волос, ее кожи, ее духов. Всего того, из чего состояла Алиса — единственная женщина, которую невозможно было забыть.

Не удержавшись, он скользнул губами по ее щеке, потерся щетиной о мягкую кожу, каждую секунду ожидая, что вот-вот — и она оттолкнет его. Скажет, что надеялась увидеть другого. Что его прикосновения ей неприятны.