Мы прошли не больше двадцати шагов. Старик, прихватив мой саквояж, следовал по пятам, пыхтел и нервно что-то бормотал, подгоняя идти быстрее.
Коридор кончился внезапно. Огромная выемка на месте некогда большого зала все еще дымилась и озарялась лиловыми вспышками. Стены кое-где устояли, но в основном лежали грудой камней внизу или по сторонам. Так же были разбросаны фрагменты крыши…
И тогда я окончательно понял: имело место магическое вмешательство. Военное. Телепортат разбомбили. Мы с Софи чудом успели перебраться сюда. Случись небольшая задержка, и нас просто расщепило бы на тысячи фрагментов…
Меня передернуло, а снизу, слева, раздался стон.
– Они там, – сразу отозвался старик. – Вот здесь мы можем спуститься. Осторожней.
Мой провожатый с удивительной легкостью стал пробираться вниз, огибая железные прутья и опасно топорщащиеся кверху части витража.
Настал мой черед идти за ним.
Софи нашлась сразу. Она и кто-то из сильно пострадавших расположились на большой плите, некогда бывшей составляющей стены телепортата.
Моя супруга стояла на коленях, смотрела на растерзанную грудную клетку пострадавшего и делала что-то руками, словно бы плела из невидимых нитей.
Но прежде, чем я успел задать хоть какие-то вопросы, проснулся мой дар. Все посторонние мысли вылетели из головы, осталась лишь одна, навязчивая: помочь, спасти, облегчить участь…
Старик подал саквояж, я встал на колени с другой стороны от Софи и принялся за осмотр…
Глава 11
Я не чувствовала себя человеком. Не чувствовала боли или холода, страха или отвращения. Все, что ощущала, – призыв о помощи. Болезненный, щемящий душу, срывающий барьеры и заставляющий пустить в себя силу ударной волной.
Стоя на коленях, я плела нити, сотканные из черного тумана, не позволяя им истаять окончательно. Все, что видела кроме них, было алое сердце, едва-едва толкающееся вперед, подающее надежду и веру. Но толчки становились все реже и медленнее, как бы я ни старалась соединить разорванное. И тогда вспомнился Джеймс.
Где-то в отголосках памяти осталось его искаженное болью лицо. Я что-то сотворила с ним. Я была виновата. Но вины не чувствовала…
Я знала, что рядом есть старик, которому дорог этот мальчишка, лежащий теперь передо мной. И все, что могла, – сказать ему грубо, отрывисто: “Приведи лекаря. Он остался там, откуда я пришла. Быстро!”
Мне не было известно, понял ли человек все, что услышал. Но большего я не могла. Даже эти несколько слов заставили сильно отвлечься и едва не потерять важную ниточку. Сердце толкнулось последний раз вперед. Умирающий застонал и затих. Его прозрачно-голубые глаза смотрели вверх, на черное небо, словно искали там ответа на огромное множество вопросов.
И он бы непременно ушел. Если бы мог. Но мальчишку держало что-то. Огромный долг, вера во что-то, незаконченное дело, которое он не мог оставить… Все это придавало ему сил, и я снова смогла ухватить почти истаявшую ниточку, соединив ее с другой.
– Сейчас, – голос Джеймса раздался совсем близко, – ты только не уходи, парень. Будет больно, зато потом заживем!
Я слышала, но не видела супруга. Но уверенность в его голосе придала сил и мне. Я с удвоенной силой стала тянуть за ниточки, связывать их, удерживать рядом. И с огромным удовольствием поняла: они больше не расползаются, не тают на моих глазах.
Рядом, за спиной, недовольно колыхнулась черная служащая, пришедшая забрать то, что она считала по праву своим.
Я позволила себе улыбку.
– Он не твой, – сказала громко. – Ты же видишь, его срок еще не пришел. И придет не скоро.
Тень качнулась снова. По шее мазнуло холодом, по макушке словно бы кто-то огладил одобрительно ледяной рукой.
Джеймс что-то говорил в то же время, но его слова мне было не разобрать. Я просто закончила свое дело, связав все ниточки, что успели распуститься раньше. Удовлетворенно посмотрела на сердце, набирающее новый разгон, и, вздохнув, опустила руки.
***
Приходила в себя тяжело.
Мало того, что меня трясло от холода, да так, что аж зуб на зуб не попадал, так еще взгляд супруга напротив чуть не добил.
Мы тряслись в карете. Джеймс и какой-то старик в форме телепортата сидели передо мной, я же сама возлежала одна на всем сиденье, укутанная в несколько покрывал и собственную шаль. А между нами висел магический кокон, оплетающий некоего молодого человека и не позволяющий ему чувствовать все тяготы перемещения по ухабам и кочкам.
– Эт-то чт-то? – проклацала зубами я, разглядывая новых попутчиков.
– Лекарская реанимагия, – хрипловатым голосом отозвался супруг, утирая тыльной стороной ладони пот со лба и висков. – Ему вредны перемещения, но оставаться на месте нам было нельзя.
Я с трудом села, подтягивая покрывала, и язвительно уточнила:
– А м-мне м-мож-жно тряс-стис-сь?
– Я бы тебя совсем прибил, но свидетель имеется! – Джеймс откашлялся, снова бросил уничижительный взгляд и тяжело вздохнул.
– Эт-то за чт-то? – поразилась я такой черствости сердца.