Ставлю на тебя

— Как и ты, — сказала я, имея в виду именно это. Я перевернулась, чтобы видеть его лицо, и почти пожалела об этом, потому что его привычной насмешливой маски нигде не было. Он казался таким милым и уязвимым, что меня охватила чувство нежности. — Ты далеко не такой придурок, каким пытаешься себя выставить.

Я видела, как его горло дёрнулось, когда он сглотнул, прежде чем сказать хриплым голосом: — Поверь мне, я именно такой.

— Чарли, — сказала я, улыбаясь, глядя ему в лицо. Эти тёмные глаза, резко очерченные брови, этот выдающийся нос — я любила его лицо. То есть, мне нравилось его лицо. Сердце выпрыгивало из груди, когда мой взгляд блуждал по всему его телу, не в силах остановиться. Я не осмеливалась снова встретиться с ним взглядом, но и не могла отвести его.

Он смотрел на меня, его взгляд словно пронзал насквозь, будто он ждал только этого момента. Я затаила дыхание, когда эти тёмные, как ночь, глаза остановились на моих губах, а его лицо медленно приблизилось к моему.

Я чувствовала лёгкое головокружение, наблюдая за ним, потому что я знала — просто знала, что это больше не игра.

И пускай в этом не было смысла, но я не хотела, чтобы это было игрой.

Это были губы Чарли, прижавшиеся к моим. Это были мои губы, раскрывающиеся навстречу его поцелую в окутанной темнотой гостиной. Дрожащие руки инстинктивно обвили его шею, когда я почувствовала тепло его ладоней на своих бёдрах. Дыхание сбилось, сливаясь с его глубоким ритмом.

Мои мысли вихрем неслись, пока он целовал меня, прокручивая в голове яркую мозаику воспоминаний о Чарли из Колорадо, которые пробудили во мне чувства к нему. То, как он широко улыбался, когда мы носились между заправками. И как он доверился мне, поделившись своими тревогами, с которыми сталкивался.

Его спокойный вопрос «Это гусь?», пока Скотт размахивал ботинком.

И то, как он притягивал меня в свои объятия, когда мне было грустно… о боже.

Он оторвал свои губы от моих на секунду — всего лишь на мгновение — и сказал: — Бей.

Но он не просто сказал это. Его голос был хриплым и томным, и он произносил моё имя так, будто оно было проклятьем или молитвой, что-то, что двигало его, к лучшему или худшему.

Он наклонил голову, его пальцы сжались на мне так, что я почувствовала тепло его рук через мои фланелевые штаны, а затем он страстно впился в мои губы поцелуем. Мне казалось, что сердце вот-вот разорвётся на части, когда он осыпал меня долгими, горячими, глубокими поцелуями, от которых у меня поджимались пальцы под одеялом.

Я ещё крепче вцепилась в его плечи, отчаянно нуждаясь в этом, и он снова поднял голову. На этот раз он ничего не сказал, когда смотрел на меня, но мне показалось, что ему это и не нужно. Взгляд был одновременно нежным, вопрошающим и полным страсти.

Он наклонился ко мне, но прежде чем наши губы соприкоснулись, Чарли резко вскинул голову.

— Ты это слышала?

— Что? — Я ничего не слышала, но я также была дико дезориентирована, как будто только что пришла в сознание после года в коме, так что я, вероятно, не услышала бы товарный поезд.

Его глаза встретились с моими, и хотела бы я видеть, что он чувствовал, что он думал.

— Блять! — Чарли спрыгнул с раскладного дивана и упал на пол, затем перебрался на лежанку и накрылся одеялом.

Затем я услышала это.

Шаги на лестнице.

Я лежала, зажмурив глаза и притворяясь спящей, а по лестнице спускался Скотт. Я слушала, как он шлёпал на кухню, как открыл шкаф и включил кран. Мне показалось, что прошло целая вечность, пока он там копался.

Поторопись, черт возьми!

Тем временем мой мозг начал бесконечно повторять: «Что, блин, это было, что, блин, это было, ЧТО, БЛИН, ЭТО ТОЛЬКО ЧТО БЫЛО НА ДИВАНЕ?»

Скотт вышел из кухни, и моё сердце забилось ещё чаще, когда я услышала, как он поднимается по лестнице.

Закрылась дверь, и я замерла в ожидании.

Вернётся ли Чарли?

— Святые угодники, это было близко, — сказал Чарли с пола на другом конце комнаты. — Он бы убил меня, приди он на минуту раньше!

— Ага, — сказала я, неуверенная в том, что мне следует сказать. Он звучал… нормально, что было хорошо, потому что я легко могла представить, как он паникует из-за этого, и это было последнее, чего я хотела.

Но разве я хотела, чтобы он не был затронут произошедшим?

Не думаю, потому что сама была глубоко затронута.

— Я включаю телевизор, — сказал он, и я услышала, как зашуршали одеяла. — Если ты не против.

— Эм. Нет, — ответила я, натягивая одеяло до подбородка. Он что, вообще ничего не скажет? Это было так странно, правда? Вести себя так, будто ничего такого только что не произошло, так ведь?

Конечно, я ни за что не собиралась поднимать эту тему.

Нет, гораздо лучше было просто лежать и гадать. Он не был затронут произошедшим, или всё как раз таки наоборот и он не был этим доволен? Он жалеет об этом? Списывал ли он это на дополнительные тренировки?