Стеклянная республика

– Она. Не. Мать. Улиц, – прошипел Иезекииль. Священники, прикрывавшие его с флангов, напряглись: они не двигались, но на каменных мышцах внезапно проступили жилки, словно они готовились к броску.

– Я не брошу ее, Камнекрылый, – заявил Петрис. – Она наш друг. Она освободила нас ото лжи.

– И опутала вас ею! – закричал Иезекииль, брызжа слюной через маску. – Послушай, ты так быстро поверил ее россказням, что я гадаю, уж не на это ли ты втайне надеялся? Сам Высь мог бы надиктовать тебе эту ересь, и ты бы поверил.

– Высь! – Петрис недоверчиво рассмеялся. – Благодаря этой девчонке Король Кранов пал.

– Прямо как ты, – заметил Иезекииль, – если не уберешься с нашего пути.

Бет с трудом сглотнула. «Будь это кино, – подумала она, – именно сейчас настал бы момент, когда я сдаюсь, чтобы избежать кровопролития».

Однако почему-то путь благородного самопожертвования оказалось не так-то легко выбрать, не видя иного варианта, кроме как перестать дышать через двадцать секунд после выбора.

Девушка вцепилась в копье, гадая, сможет ли прорваться. Она вгляделась в статуи, стоящие перед нею, пытаясь их запомнить. Если каменные шеренги нарушатся, способов отличить друзей от врагов в пылу сражения будет немного. Шеренги, замелькав, сошлись ближе друг к другу, пока капюшон Петриса чуть не коснулся ангельского лица Иезекииля. От предчувствия, что будет жарко, у Бет пересохло во рту.

Петрис насмешливо фыркнул, выдувая из-под капюшона облачко пыли.

– Твое положение безнадежно, – объявил он.

– За нас будут сражаться Каменники и Белосветные, – похвастался Иезекииль.

– Ой ли? А даже если и будут, кого, как ты думаешь, их Янтарносветные кузины положат на лопатки?

– Вера питает мое мужество.

– Очаровательно. А превосходство три к одному питает мое.

– Мать Улиц нас разрешит.

– Мать Улиц мертва! – выкрикнул Петрис.

Оба священника замолчали, возможно, удивившись острому, словно бритва, пруту-копью, воткнувшемуся между ними. Зазор между каменными животами оказался так мал, что лезвие копья испачкалось в пыли: с одной стороны гранитной, с другой – мраморной, прочертив тонкие канавки на доспехах обоих.

Бет сжала оружие трясущимися пальцами.

Нелепо, но ей вспомнилась картина из школьной жизни несколько лет назад: мистер Биллингс, закашлявшийся от паров фломастера. В углу доски подписано: 28 июня 1914. Посередине выведено заглавными буквами и обведено красным: «ЭРЦГЕРЦОГ ФЕРДИНАНД»; вокруг имени змеились криво начерченные линии, соединяющие названия стран, выстраиваясь в хитросплетение недоверия, паранойи и слепой преданности, втянувших мир в невиданную доселе войну. Она представила эту паутину, наложенную на карту ее собственного города.

Все, что она знала, так это то, что не могла позволить этим мужчинам швырнуть друг другу перчатки.

Голова Иезекииля медленно повернулась, чтобы посмотреть на нее.

– Это лицо что, трофей? – проговорил он битумно-черным голосом. – Ты вообще себя слышишь, Петрис? Как ты можешь терпеть, что она выставляет напоказ лик нашей Леди? В смысле, да кто она вообще?

Внутри выреза рта Бет видела, как настоящие губы Петриса из плоти и крови шевельнулись ответить, а потом замерли, словно он подумал о том же.

Бет сглотнула пересохшим горлом. Мир сжался. «Кто она вообще?»

Она поняла: этот вопрос донимал Иезекииля, чуть ли не сводя с ума. Против чего бы он ни протестовал, он не был до конца в этом убежден; не знал, что делать с нею, так напоминающей Богиню, которую она сама же объявила мертвой. Одна его часть жаждала презирать ее за это, другая – уцепиться, словно утопающий за соломинку. Он не мог разорваться, и потому решил просто ее уничтожить.

У Бет имелся выбор: она могла схватиться с Иезекиилем или попытаться помочь ему во всем разобраться.

Бет выпустила копье из онемевших пальцев и, когда оно звякнуло о камни, вытащила из кармана черный маркер, опустившись на одно колено. Тротуарные Монахи неуверенно смотрели на нее.

Безмолвная девушка написала на асфальте:

«Я не знаю. Но знаю, у кого спросить».

Глава 17

Возможно, Кара бы гораздо лучше справилась с макияжем, если бы смогла унять дрожь в руках.

– Должен сказать, миледи, – проговорил курьер, объявившийся в шесть часов утра, – я с огромным нетерпением жду сегодняшних снимков. Слышал, их незамедлительно передадут в печать, так что они должны появиться в вечерних газетах.

– В газетах? – глухо переспросила Кара. – Значит, их увидит много людей?

– О, немало. Думаю, около трех миллионов, графиня. Плюс те, кто посмотрит онлайн, конечно…

– Три… миллиона? – Ужас пробрался в Карино горло, сжимая его.

– По меньшей мере. – Курьер так и сиял, протягивая ей большую черную коробку, перевязанную серебристой лентой с замысловатым бантом, потом, склонив голову, попятился по коридору, до последнего не отрывая взгляда от девушки.