– Нет, графиня, не как вы… ничего похожего. Они были полулицыми; вы же родились в одно мгновение из бесконечных отражений, бесконечного богатства изображений. Мои прапрапрофили вынашивались годами – их создатели в Старом Городе принимали точно те же позы в точно тех же зеркалах при том же самом свете, раз за разом, и каждый раз эти зеркала удерживали и запоминали крошечный кусочек того, что видели.
«Отражения и воспоминания», – подумала Кара.
Эспель вздохнула:
– Около пятидесяти процентов – нижний лимит для осознания в Симбрионе. Когда накопилось достаточно сохраненных отражений моих прапрапрофилей, чтобы составить половину лица, они проснулись здесь, растерянные и напуганные, помнящие только половину того, кем они были. Спотыкаясь от растерянности, они отошли от зеркал, создавших их, прежде чем смогли нарасти дальше. Поэтому нет никаких третьелицых или четвертелицых, только половинки и Зеркальная знать. Нескончаемые и редкие. Богатые… и не слишком.
Эспель поглядела на пустоту в зеркале.
– Я бы могла, – задумчиво проговорила она, – если бы постаралась, я бы
Эспель коснулась протезной щеки.
– Кроме того, я трачу практически все, что могу сэкономить, на то, чтобы оставаться добропорядочной. Не забывайте, Пэ-О – тоже отражения, а отражения не бесплатны. – Она перевела взгляд на Карино отражение и, взяв темный карандаш, покачала головой: – Странно, никогда бы не подумала… – Поймав Карин взгляд, девушка отвела глаза и глубоко покраснела.
– Никогда бы не подумала о чем? – поинтересовалась Кара.
– Ни о чем, графиня.
– О чем бы ты никогда не подумала? – настаивала Кара.
– Что вы боитесь быть замеченной, – тихо объяснила Эспель. – В смысле, вы же зеркалократка. Можете смотреть на себя, когда пожелаете. Можете создать свой образ своими глазами – быть такой, какой
– Того, что, возможно, я и впрямь такая, какой себя вижу… – не успев подумать, ответила Кара.
Повисло долгое молчание, нарушенное протяжным низким писком, исторгнутым монитором.
– Звонят снизу, – Эспель отложила кисточку. – Вы готовы?
В качестве эксперимента Кара вытянула пальцы. Послушались. Девушка посмотрела в зеркало на свои суровые шрамы, перевернутое отражение: Парвино лицо.
– Пойдем, – кивнула она.
Электронные цифры домигали до 50, и двери лифта разъехались. Кара собралась выходить, но тут Эдвард прогремел: «Мэм?» – да так обиженно, что она остановилась.
Телохранитель мотнул головой в сторону Эспель.
– Пойди убедись, что зал для графини готов.
Та слегка напряглась, потом присела в реверансе. После протестов и смущения она облачилась в черную рубашку и брюки, найденные Карой в одной из семи похожих на пещеры гардеробных Парвы, к чему Эдвард явно отнесся с неодобрением.
Кара ждала. Лоб гиганта все морщился, пока не стал напоминать смятую горную породу, но телохранитель не проронил ни слова.
– Эдвард, – наконец, сказала она. – Меня ждут.
– Да, мэм. Извините, мэм. – Он потер виски кончикам пальцев. – Очень неловко, мэм.
Кара почувствовала, как скрутило желудок.
– Что?
– Личные дела миледи – ее собственная забота…
– Но?
– Верхолазка… учитывая ее… уровень… вы уверены, что она подходит?
Кара оглянулась через плечо, но Эспель уже скрылась за углом.
– Ее
– Я не о ее положении, мэм. Я о… о…
Попав в неловкую ситуацию, некоторые выкручиваются. Эдвард пошел другим путем. Он застыл. На лбу симметрично выступил пот. Он казался ледяной скульптурой, медленно тающей в огне собственного стыда.
– Вы должны понимать, графиня. Я не осуждаю ваш выбор, мне нравится Эспель…
Кара выгнула бровь:
– Кажется, я почувствовала дрожь земли под тяжестью этой лжи.
– Хорошо, – признался Эдвард. – Она мне совсем не нравится. А чего вы хотели? Я ваш телохранитель и должен быть готов засадить пару пуль в башку любого, кто приблизится к вам на двадцать футов. Моя должностная инструкция не предполагает
Кара почувствовала, как отвисает челюсть.
– Когда откроется, что я