Стеклянные дома

  - Изменимся. И не слегка. Нам требуются радикальные перемены, и этого, к сожалению, невозможно ожидать со стороны старой гвардии. Перемены требуют смелого и творческого мышления. И храброго сердца.

 - Но вы-то сами…

Она остановилась как раз вовремя. Или не вполне вовремя, как знать.

Шеф-суперинтендант Гамаш весело взглянул на нее.

 - Старый?

 - Э...

 - Э? - переспросил он.

 - Старше, - проговорила она. - Désolé.

 - Не за что. Это же правда. Но кто-то должен взять на себя ответственность. Кто-то должен стать крайним.

Мадлен Туссен поняла, что во многом ее муж был прав. Но он ошибался в главном - не она будет козленком, привязанным к колышку для приманки хищника.

Этим козленком станет Гамаш.

 - У нас есть огромное преимущество, суперинтендант, - продолжал Гамаш, на этот раз жестким и деловым тоном. - Вообще-то, даже несколько. Наши предшественники большую часть сил тратили на нарушение собственных законов и укрывательство. А большую часть времени - на междоусобные войны. Палили друг по другу, временами в буквальном смысле. Преступность вышла из-под контроля, частично потому, что внимание старших офицеров Сюртэ было приковано к их собственной продажности, отчасти потому что картели платили большие деньги за то, чтобы на их деятельность прикрывали глаза.

 - Они добровольно ослепли, -  сказала Туссен. -  В обмен на деньги и власть.

 - Да. Очень по-гречески.

Но шеф не выглядел веселым. И Мадлен подумала, что это или шутка, или он и впрямь воспринимает все как древнюю трагедию,  разыгрываемую в декорациях Квебека.

 - А сейчас? - спросила она.

 - Как вы и сказали, мы изменимся. Поменяем все. Но будем делать вид, что не изменилось ничего, - он изучающе посмотрел на нее. - Единственная причина того, что мы вот такая полиция, какая мы есть, это потому что кто-то сотню лет назад организовал нас таким образом. Но то, что работало тогда, не работает сейчас. Вы молоды. Используйте это как преимущество. Наши же противники ожидают от нас старой тактики.

Он склонился к ней ближе, понизил голос. Но тон его был энергичным и почтительным.

 - Переустрой все, Мадлен. Сделай нас новыми и сильными. Это наш шанс. Пока все думают, что мы на такое не способны. Пока никто за нами не смотрит. Твой муж не одинок в своих суждениях. Все поголовно считают, что Сюртэ непоправимо загублено. Речь не только о репутации, мы тут гнием. Еле держимся, настолько все шатко. И знаешь, что? Все они правы. Мы можем потратить время, энергию и ресурсы для поддержания смертельно поверженной структуры, а можем начать все сначала.

 - И что же нам делать? – ей передалось его волнение.

Он откинулся на спинку стула.

 - Не знаю.

Мадлен почувствовала себя слегка вымотанной. Но, в какой-то мере, она была рада услышать подобный ответ. Это означало, что она сможет внести свой вклад, а не просто реализовать чужую идею.

 - Я жду предложений, - сказал Гамаш. - От тебя. От остальных. Я их обдумаю.

Как много утренних и вечерних часов этой осени он провел в компании Анри и Грейси, сидя на скамейке на холме над Тремя Соснами. Однажды с экземпляром «Настигнутого радостью», в другой раз, читая про «храброго человек в храброй стране».

Он смотрел на крохотную деревушку, живущую своей жизнью, на горы и леса за ней, на позолоченную ленту реки. И думал. Думал.

Он дважды отклонял предложение стать шефом-суперинтендантом Сюртэ, главным полицейским Квебека. Отчасти потому, что ему не хотелось стоять на мосту, когда корабль, так им когда-то любимый, потонет на его глазах. А он не видел способа спасти его.

Но когда его попросили в третий раз, он снова уселся на скамейку и стал размышлять. О коррупции. О понесенном ими ущербе.

Размышлял об Академии Сюртэ, о ее новобранцах. Размышлял о мирной жизни. О покое. Здесь, в Трех Соснах. Вне карт и радаров.

О жизни в безопасности.

Часто к нему присоединялась Рейн-Мари. Они молча сидели рядышком. Пока однажды вечером она не сказала ему:

 - Я тут думала об Одиссее.

 - Странно,  - он повернулся к жене. - А я нет.

Рейн-Мари рассмеялась.

  - Я думала о его уходе от дел.

 - Одиссей вышел на пенсию?

 - Именно. Он состарился и устал от войны. Устал даже от моря. И тогда он взял весло и ушел в лес. Он шел и шел, пока не повстречал людей, которые понятия не имели, что такое весло. И там он построил себе дом. Там, где никто не слышал про Одиссея. Где никто не слышал о Троянской войне. Где он мог прожить остаток жизни анонимно. И мирно.

Арман долгое время сидел неподвижно и тихо, обозревая Три Сосны.

Потом поднялся и отправился домой. Там снял трубку телефона и набрал номер.

Война Одиссея завершена. Он выиграл.

Гамаш же пока не победил. И не проиграл. Осталась еще одна, последняя битва.

И вот они в бистро, в Старом Монреале, ведут с молодым суперинтендантом беседу о кораблях.

 - Мой муж прав насчет корабля с течью. Но он ошибается насчет другого - я не одинока.

 - Нет, ты не одинока.

Мадлен кивнула. Она так долго ощущала одиночество, что даже не заметила, как все изменилось. У нее появились соратники. Люди, стоящие не возле нее, но рядом с ней.