Стеклянные дома

Выдохнув со звуком, напоминающим: «О-о-о-о-х»,  Гамаш сжал ладонь, смял записку. Поднял голову.

 - Мне нужно увидеть судью, - сказал он, сняв очки и промокнув глаза платком. Это из-за пота, подумал Бовуар. - Я пришлю тебе сообщение, когда освобожусь. Собери народ в конференц-зале.

 - Кого именно?

 - Зови всех. - Гамаш вернул записку Бовуару, потом направился к Залмановицу и клерку. Но вдруг остановился и изучающе посмотрел на Бовуара. - Понимаешь, что это значит?

Он указал на бумагу в руке Бовуара.

 - Это значит, что у нас появился шанс.

Бовуар почувствовал знакомое волнение в груди и прилив адреналина в крови.

Гамаш коротко кивнул:

 - Скоро узнаем.

И зашагал к двери, открытой клерком.

 - Патрон, - проговорил  вслед ему Бовуар.

Но сказал он это слишком тихо, а Гамаш был уже слишком далеко. И возможно, подумал Жан-Ги, уже слишком поздно.

*   *   *

Судья Кориво подалась вперед в кресле и посмотрела на двух своих собеседников.

Несколько минут, что она провела в своем кабинете в одиночестве, судья потратила на то, чтобы протереть подмышки салфеткой, смоченной в холодной воде, побрызгать в лицо и выработать стратегию.

Пожалуй, она останется в мантии. Чтобы эти двое не забывали, что они на аудиенции не  просто у женщины. Не просто у человека. Но у человека, занимающего высокий пост. Можно сказать, у символа. Символа правосудия.

Мантия придавала ей властности и защищала. А так же скрывала пятна пота. И воду, пропитавшую блузку.

А еще она применит стратегию действия. Вернее, бездействия:  не предложит им сесть, оставит стоять на ногах.

В ее офисе работал вентилятор.  Их обдувало теплым воздухом, отчего мантия судьи раздувалась, что производило нежелательный эффект - полы мантии высоко задирались и хлопали. Совсем не так ей хотелось предстать перед ними.

Кроме того, когда вентилятор поворачивал в ее сторону, то задувал слипшиеся теперь пряди волос ей прямо в лицо, и она то и дело смахивала их с глаз и выплёвывала изо рта.

Двое мужчин стояли молча, волосы их лишь слегка шевелились под легким бризом вентилятора.

Судья поднялась, выключила вентилятор, стянула мантию, прошлась пятерней по волосам, и предложила мужчинам кресла:

 - Садитесь.

И когда они сели, продолжила:

 - Итак. Здесь только мы трое. Насколько я знаю, комната не прослушивается. - Она посмотрела на собеседников и вопросительно вскинула брови.

Те переглянулись и пожали плечами - если в комнате есть жучки, то они тут ни при чем.

 - Хорошо. - Морин сделала паузу. Все прекрасные речи, заготовленные ею, все мудрые аргументы, весь праведный гнев, вложенный в емкие фразы, был позабыт, когда она увидела выражения лиц Барри Залмановица и Армана Гамаша.

Вот два человека, служившие правосудию гораздо дольше нее. Служившие провинции. Служившие на совесть. Зачастую ценой личного риска.

 - Что происходит? - спросила она, спокойно встретив их взгляды. И когда никто не ответил, добавила: - Мне вы можете сказать.

Воздух в комнате был тяжелым. Влажным, липким, душным. Сквозь него медленно текли минуты.

Залмановиц открыл было рот, губы его старались оформить в слова сентенции, неоспоримые аргументы. Потом он скосил взгляд вправо, на Гамаша. И тут же пожалел.  Этим инстинктивным порывом он выдал что-то жизненно важное. То, чего не смогла не заметить проницательная судья.

Что бы там ни было, идея принадлежала шефу-суперинтенданту Гамашу.

Гамаш смотрел вниз, на свои руки, сложенные на коленях, и некоторое время собирался с мыслями. Существовало множество плохих способов справится с ситуацией. И, возможно, ни одного способа сделать все правильно.

Он не осмеливался посмотреть на наручные часы, или просто бросить взгляд на дорожные часы на столе судьи.

Но он чувствовал, как течет время. Течет мимо офицеров, собравшихся в конференц-зале штаб-квартиры Сюртэ.  Мимо матрешек в Мирабеле, мимо того, что спрятано у кукол внутри.

А может они уже отправились в дальнейший путь, эти веселые маленькие игрушки, наполненные отвратительным содержимым.

Как только он прочел написанное на бумажке, переданной ему Бовуаром, он тут же понял - это то, ради чего они работали. Они принудили картель совершить единственную грандиозную, роковую ошибку.

 - Более пятнадцати тысяч погибло в Канаде от нелегальных наркотиков, - заговорил Гамаш, снова встретившись глазами с судьей. Говорил он спокойно и уверенно. Словно в его распоряжении все время мира. - За год. Этой статистике десятки лет. И, речь лишь о тех, о ком нам известно. Но жертв наверняка гораздо больше. Более точной информации у нас нет, как раз сейчас мы вместе собираем ее, но нам известно, что употребление опиатов резко возросло. Возросла и смертность. Героин, кокаин, фентанил. И прочее. Ничто не остановит поток этих наркотиков на улицы городов. Они убивают по большей части юных ребят, и этому тоже не помешать. Это если не брать во внимание остальные преступления на почве наркомании.

Гамаш подался вперед, понизил голос, словно собирался сообщить судье что-то конфиденциальное: