Протиснулся мимо изумленных родителей и тренеров, споткнулся, вскочил на ноги и побежал к выходу из зала. Полицейские были в двух шагах и грубо схватили его за плечи – тут к ним подбежал Йеппе. Бо Рамсгорд замахнулся на одного из них и оказался на полу – от его рева по залу разнеслось эхо.
Полицейский перекатил его на живот и уперся коленом ему в спину.
– Нападение на сотрудника полиции при исполнении. Знаете, чем это вам грозит?
– Моя дочь! Вы меня не увезете!
– Ваша дочь пойдет домой к подруге, а оттуда ее заберет ваша жена. За девочкой присмотрят.
Двое полицейских подняли Бо Рамсгорда на ноги и повели к выходу.
– Да отпустите меня, придурки, послушайте, что я скажу. Я не имею к этому никакого отношения.
Йеппе бросил взгляд через плечо и встретился глазами с дочкой Рамсгорда. Стоя на батуте, она смотрела, как уводят отца. Такая маленькая и худенькая – почти прозрачная. Руки, словно палочки, беспомощно висели по бокам; глаза блестели.
От стыда Йеппе опустил голову.
– Потом домой поеду. В какой-нибудь день отксерокопирую документы.
Симон Хартвиг посмотрел на коллегу, закатив глаза.
– В какой-нибудь день?! Очередную заявку надо до выходных отправить. Нам придется поднажать, Горм, иначе они ее отклонят, как и все остальные.
Горм вздохнул.
– Да, ладно, я все сделаю. Хорошего вечера!
Они стукнулись кулаками, и Симон вернулся к ужину. Больше всего ему хотелось – по многим причинам – отменить встречу комитета, занимавшегося огородом, и тем не менее он не посмел. Что такое час мучений против значительных преимуществ, которые пациенты получат благодаря огороду?
Свежий воздух, удовольствие от того, что что-то растет, более здоровое питание, а возможно, снижение дозы препаратов. Кроме того, ему не хотелось ничего отменять теперь, когда Горм стал задавать дурацкие вопросы. Надо будет ему это уладить. Но все завтра.
После ужина он сразу поедет на велосипеде домой – впереди первый свободный вечер на неделе. Он очень ждал возможности провести ночь в своей постели. Теперь его радость поблекла.
Симон гонял по тарелке картошку под соусом из петрушки. Старый картофель и жирный соус с сухими специями – того и гляди потеряешь аппетит, если он уже сам не пропадет. Как они вообще смели защищать право кормить этой дрянью пациентов? Да хоть кого угодно! Он взял в рот ломтик картошки и тут же об этом пожалел – на вкус соус напоминал слизь, и Симона затошнило.
Он сдался. Незаметно выплюнул картошку в салфетку и понес тарелку к стойке с грязной посудой. Выкинул остатки, налил себе полкружки кофе, чтобы запить таблетку, и вернулся в отделение. Через его жизнь красной нитью проходили отказы; целая цепочка поражений, удлиняемая отцом, муниципалитетом Копенгагена, миром. Подумать только, эти козлы не дали ему модернизировать столовую, когда он пытался! Вот бы заставить чиновников есть больничную дрянь хотя бы неделю. Вдруг это наведет их на другие мысли.
Что пошло не так?
Симон прошел мимо большого окна, выходящего на гавань, откуда открывался вид на старые деревья – с них на скамейки и тропинки капала вода. Опять дождь, плащ сохнуть не успевает. Исак где-то бродит под дождем – ни лекарства, ни еды, ни заботы. Никто за ним не присматривает. Только если…
Если Исак сбежал не в одиночку, ему помог кто-то из знакомых.
Мария.
Симон оставил кофе и торопливо пошел в комнату Исака. Шторы задернуты, кровать заправлена, комнату обыскали и сотрудники отделения, и полицейские. Она ждала лишь своего обитателя. Пальцы Симона заскользили по корешкам книг и остановились на самом потертом. «Мотылек». Разве не он был у Исака вчера? Симон взял книгу и полистал. На титульном листе он нашел то, что искал. Три слова, нацарапанные карандашом.
Сначала надо осознать неприглядную правду. Ее подозрительные взгляды, вопрос о том, следят ли за ними. Если она хотела сообщить что-то тайно, видимо, именно так это и случилось.
Исак наверняка с ней.
Симон вернул книжку на место и стал думать, как ему теперь поступить. Позвонить в полицию и рассказать о находке?
Горм начал странно на него поглядывать – наверняка проверял. Возможно, старшая медсестра отделения тоже уже в курсе и отслеживала его ключи по брелоку. Оказавшаяся в желудке одинокая картофелина грозилась выйти наружу. Нельзя рисковать и привлекать полицию.
Только не сейчас, когда он вот-вот снова встретится с Петером Демантом.
Мария Бирк наблюдала за Исаком – ему на лицо падал серый свет уличного фонаря, – и ее кольнуло в груди. Надо было раньше его навестить, не ждать так долго. Ей руководил страх – страх того, что он мог натворить, если она вмешается. Она по собственному опыту знала, на что он способен.
Теперь они здесь. Укрылись в маленьком желтом домике друга Графа – в месте под названием Синяя Карамель, за Рефсхалевей, в ста метрах от Фреденс-Хавна. В дальней комнате она обустроила им временное жилище – матрасы с одеялами, карманные фонарики, примус и пара книжек. С тех пор как вчера Исак вышел из такси, он в основном спал.