Стеклянные пчелы

Можно, конечно, отрицать, ничего я, мол, не видел, но, возможно, лучше поддаться на провокацию, от меня ведь этого и ждут. А что сейчас задумался и промедлил, не повредит, потому что и сама страшная находка, и ужас, ею вызванный, тоже были частью сценария. Мне нужно было еще раз напрячь мозги и все продумать.

Вероятность, что я наткнулся на гнездо хищных лемуров, как я подумал в первый момент смятения, я исключил, это точно не оно. Для Дзаппарони невозможна подобная забывчивость, он бы никогда не допустил такую режиссерскую ошибку. У него все строго по плану, и даже при виде беспорядка в его владениях кажется, что здесь каждая молекула под контролем. Я это сразу ощутил, когда вышел в парк. Кто бы допустил, чтобы у него под окнами валялись отрезанные уши?

Скорее всего, меня намеренно решили напугать, приготовили этот спектакль к моему приходу, включили меня, как заранее спланированный каприз, в парад роботов. Великие властители во все времена любили внушать страх и восхищение. Это все срежиссировано. А кто позаботился о реквизите?

Вряд ли на заводах Дзаппарони хранится запас ушей, хотя у него даже самое невероятное возможно. Там, где происходят такие вещи, их трудно держать в тайне, слухи просачиваются. По секрету всему свету – вот что получается. Ни одна знаменитость этого не может избежать.

Кто-то прознал, что творится у доброго папаши Дзаппарони за кулисами, о чем никто не догадывается, как об исчезновении Каретти. Не может быть, чтобы происходящее в этом саду было обычной историей. Это не в стиле Дзаппарони. Это просто я в шоке. Кто я такой, чтобы в мою честь дюжинами резали уши? На такое ни у кого не хватило бы фантазии. А если это шутка, то вполне во вкусе султана Дагомеи[30]. Я видел лицо Дзаппарони, его руки, его оборудование. Я, верно, ошибся, стал жертвой иллюзии. В этом саду чертовски душно, а еще эта возня стеклянных автоматов.

Я снова поднес бинокль к глазам и оглядел болото. Солнце перемещалось к западу, и все желтые и красные тона стали резче и ярче. Учитывая качество бинокля и близость объекта, сомнений быть не могло: человеческие уши.

Может, ненастоящие? Что, если муляж, виртуозная фальсификация? Весьма вероятно. Затраты минимальны, а эффект настоящий и проверка тоже. Масоны, я слышал, во время обряда посвящения подсовывали испытуемому восковой труп, который по приказанию уже посвященных при неверном свете должен был вонзить нож в грудь.

Да, возможно, мне подложили муляж. Если у них тут пчелы из стекла, то почему бы не быть ушам из воска? Мгновение ужаса – и далее радостный вздох облегчения, почти избавление. Превосходный ход, пусть и за мой счет, вероятно, намек на то, что в будущем я буду иметь дело с шельмами и мошенниками.

Ладно, притворюсь дураком, подыграю, как будто не разгадал эту ловушку. Я снова закрыл лицо руками, но только чтобы скрыть радость. И еще раз взял в руки бинокль. Чертовски мастерские муляжи, надо сказать, более реальные, чем сама действительность. Но меня не проведешь. Я знаю, чего ждать от Дзаппарони.

Я снова увидел то, отчего давеча оторопел, и снова меня затошнило. На один из муляжей присела большая синяя муха, вроде тех, что прежде осаждали мясные лавки. Но как бы естественно это ни выглядело, я был непоколебим в моей уверенности. Если я правильно оценил Дзаппарони – а я думал, что правильно, хотя теперь после этого визита готов был бы принять на его счет даже самое невероятное пари, – по-другому и быть не могло. Голова или герб[31]: Дзаппарони или король Дагомеи.

Мы цепляемся за наши теории и подгоняем под нужный нам ответ то, что видим. Муха только доказывала, что восковые уши – произведение искусства, способное обмануть не только мои глаза, но даже и насекомое. Как известно, птицы пытались клевать нарисованный виноград Зевксиса[32]. А я однажды наблюдал, как цветочная муха пытается сесть на искусственную фиалку у меня в бутоньерке.

Кроме того, кто бы мог поручиться, что в этом парке настоящее, а что искусственное? Пройди мимо меня сейчас человек или влюбленно воркующая парочка, я бы не взял на себя смелость утверждать, что они настоящие, из плоти и крови. Только недавно я любовался на экране Ромео и Джульеттой и убедился, что роботы Дзаппарони открывают новую прекраснейшую эпоху актерского искусства. Публика устала от однообразных ходульных особей, которые от одного десятилетия к другому все больше выходят в тираж, так что им уже не к лицу ни их экранные подвиги, ни тексты из классической прозы, ни тем более стихи. Представление о том, что такое тело, страсть, голос, сохранилось разве что у чернокожих племен в Конго. А манекены Дзаппарони были иного рода. Им не нужен был грим, они ни с кем не соревновались в красоте, не измеряли объем груди, талии и бедер. Они были сработаны по индивидуальным меркам.