Стеклянные пчелы

Ханебут унаследовал от предков разногласия с казаками. И те, и другие утверждали, что испокон веку, еще несколько поколений назад, в составе разных племен заселяли берега болота. Атье стал нашим предводителем, хотя вообще-то больше подошел бы для той стороны, путаницы из сросшихся вместе домиков, садоводств, огородов, мелких хозяйств, куда нам, гимназистам, путь был заказан, иначе нас ожидала драка. Но стоило казакам появиться у нас на Вайнштрассе, мы платили тем же. Они прозвали нас снегирями из-за наших красных шапок. Никто из враждующих сторон не отваживался появиться в стане врага в одиночку. Столкновения происходили в основном зимой на катке и ранней осенью, когда мы запускали наших воздушных змеев.

Атье Ханебут, когда возглавил нашу банду, провел реформы: ввел лесную разведку и новое оружие – рогатку с резиновой тетивой. Мы стреляли охотничьей дробью, она же «дробилка». Как всегда бывает при подобных нововведениях, рогатки тут же появились и у казаков, только те стреляли простым гравием. Это привело к непрерывной перестрелке.

Наши стычки заканчивались обычно каким-нибудь бесчинством и вмешательством властей. Так было и в тот раз. Однажды после полудня разлетелся слух, что одному младшекласснику, а именно Кламору Боддзику, который закопал в палисаднике украденный талер, по дороге в школу рогаткой вышибли глаз. Позже выяснилось, что ущерб не так тяжек, как сочли на первый взгляд, но в тот день все были чрезвычайно рассержены.

После обеда мы собрались у Атье и тут же снарядили карательную экспедицию. Был день рождения моей матери, давали фуршет с кофе, а на меня надели новый костюмчик. Но я пошел вместе со всеми, давясь последним куском пирога, даже не переодевшись, в неизменных ботфортах и с рогаткой в кармане. История с якобы выбитым глазом захватила меня без остатка. Для прочего не осталось места.

Когда банда собралась, мы покинули парк надворного советника через поврежденную живую изгородь, следуя за Атье. Жаркий был день, и мы пылали от гнева, Атье, пожалуй, менее всех.

Усадьба советника граничила с садом одного приват-доцента. В жаркие дни ученый обычно работал в оранжерее, выходящей в сад. Обе двери ее были открыты. Мы торопились, шли кратчайшим путем, и Атье вломился в кабинет ученого. Не успел возмущенный хозяин понять, что произошло, вскочить и поймать свои разлетевшиеся бумаги, Атье уже вылетел со свистом в другую дверь во главе дюжины пацанов в ботфортах. Мы проломили очередную живую изгородь, высыпали на луг, пересекли его и проникли на территорию к казакам.

Полуденный свет заливал дорожки и огороды. Мы находились на запрещенной земле. Войско разделилось. Я и еще трое-четверо последовали за Атье. За ближайшим поворотом наткнулись на одного из казаков. Это был школьник с ранцем за спиной. Сидеть бы лучше ему дома, не повезло ему в тот день.

Едва завидев нас, он бросился наутек. Мы бросились за ним. Он сбежал бы, если бы вторая партия наших не появилась из соседней улицы и ни перерезала ему путь. Он был окружен. Один из нас схватил его за ранец, другие подступили с двух сторон, и на парня посыпался град ударов.

Поначалу я счел эту атаку оправданной – мы мстили за подбитый глаз Кламора Боддзика. Парнишка был хиленький, едва защищался, уронил сперва ранец, потом кепку, кровь пошла из носа, хоть и не сильно. Между прочим, не я первый заметил эту кровь, а другой мальчик из нашей банды, который не выдержал и не желал проходить испытание на мужество и вообще примкнул к нам, скорее, случайно. Имя его было Вайганд, он носил очки и вообще мало имел к нам отношения. Вот этот Вайганд первым и заметил, что у побитого кровь пошла из носа, и закричал:

– У него уже кровь!

Я тоже обратил внимание, и тогда наша выходка стала мне отвратительна. Силы были слишком неравны. Я увидел, что наш предводитель приготовился к новому удару. Казачок прижался спиной к забору. Ему правда было уже довольно. Я повис у Атье на руке, повторяя: «У него кровь!»

Не то чтобы я вышел из повиновения, я просто думал, Атье не заметил, что у противника уже течет кровь, я хотел обратить на это внимание предводителя. Я не бросался между ним и противником, не пытался препятствовать ему нанести удар, я просто заметил то, что он, как я думал, проглядел по недоразумению. Вайганд заметил первым, я подхватил и сообщил шефу. Я был убежден, что дело принимает скверный оборот, что пора прекращать и что Атье, конечно, остановит драку.

Вот в этом-то я и ошибся. Атье стряхнул меня на землю в полном недоумении. Кровоточащий казачок был, очевидно, в порядке вещей. В следующую секунду он размахнулся и ударил меня в лицо с криком: «Бей его!» И тогда все разом набросились на меня. Это были мои лучшие друзья, которые знали меня гораздо дольше, нежели Ханебута, но одного его слова было достаточно, чтобы я превратился в их врага. Воздержался только Вайганд. Но и заступаться за меня он тоже не стал. Он просто испарился. А я остался расплачиваться за его либеральность.