Стеклянный Дворец

Арджун прилагал много усилий, объясняя, что в армии жизненной необходимостью для "парнишек" является полное и безоговорочное взаимопонимание, нужно точно знать, как каждый из них поведет себя в определенных обстоятельствах. Но имелся и парадокс, который не ускользнул от Дину: когда Арджун и его друзья говорили друг о друге, их оценки были столь преувеличены, что они казались выдуманными для публики версиями самих себя. В сборище фантастических фигур из их застольных речей Харди был чистюлей-перфекционистом, Арджун — дамским угодником, еще кто-то — настоящим джентльменом и так далее. Эти словно нарисованные на бумаге портреты являлись частью их товарищеского фольклора, дружбы, которой они гордились, украшая ее метафорами, иногда даже превосходящими родственные чувства. Обычно они называли друг друга просто "братьями", но временами это было даже нечто большее, например "Первые настоящие индийцы". "Взгляните на нас, — говорили они, — Панджабцы, маратхи, бенгальцы, сикхи, индусы, мусульмане. Где еще в Индии вы найдете такую же группу, как наша, где религия и регион не имеют значения, где мы можем вместе выпивать, есть говядину и свинину и не задумываться об этом?"

Каждый поход в офицерскую столовую становился приключением, славным нарушением табу. Они ели пищу, к которой ни один не притрагивался дома: бекон, ветчину и сосиски на завтрак, ростбиф и свиные котлеты на обед. Они пили виски, пиво и вино, курили сигары, сигареты и сигариллы. Дело было не просто в удовлетворении аппетита, каждая ложка имела значение, олицетворяя движение вперед, эволюцию в новый и более полноценный тип индийца. Все рассказывали истории о том, как желудок восстал, когда они в первый раз прожевали кусок говядины или свинины, как они боролись с собой, чтобы проглотить маленький кусочек. Но они заставили себя, потому что этими маленькими, но серьезными сражениями проверяли не просто свою мужественность, но также пригодность для службы офицерами. Они должны были доказать, как себе, так и начальству, что командовали по праву, что принадлежали к элите, что имели достаточно широкий кругозор, чтобы подняться над теми узами, которые приковывали их к земле, чтобы преодолеть укорененные воспитанием привычки.

— Вы только посмотрите на нас! — говорил Арджун после пары порций виски. — Мы первые современные индийцы, первые действительно свободные индийцы. Едим, что хотим, пьем, что хотим, мы первые индийцы, на которых не давит груз прошлого.

Для Дину это звучало оскорбительно.

— Современным делает не то, что ты ешь или пьешь… — он приносил репродукции, вырезанные из журналов, фотографии Стиглица, Каннингэма и Уэстона.

Арджун отзывался на это со смехом:

— Для тебя современный мир — это то, о чем ты прочитал. Все твои знания только из книг и газет. А мы на самом деле живем вместе с европейцами.

Дину понял, что ассоциируя себя с европейцами, Арджун и его друзья-офицеры ощущают себя первооткрывателями. Они знали, что для большинства соотечественников Запад — это далекая абстракция, хотя ими и правят британцы, очень немногие индийцы когда-либо видели англичанина, а еще реже имели возможность с ним поговорить. Англичане жили в собственных анклавах и по собственным правилам, основная часть будничной рутины по управлению возлагалась на индийцев. В армии, с другой стороны, индийские офицеры были группой избранных и жили в таком тесном соседстве с европейцами, которого не знали другие их соотечественники. Они делили те же казармы, ели ту же пищу, в этом их положение отличалось от положения любого другого подданного империи.

— Мы понимаем Запад лучше, чем любой из вас, штатских, — любил повторять Арджун. — мы знаем их образ мыслей. Только когда все индийцы будут похожи на нас, страна станет по-настоящему современной.

Обеды с друзьями Арджуна были шумными событиями, сопровождаясь пивом "под завязку", громким смехом и множеством язвительных шуточек, офицеры посмеивались надо всеми остальными. Это они называли "забавами", и основная часть шуток была вполне добродушной. Но однажды поглощение пищи было прервано странным маленьким инцидентом. Увидев блюдо с горячими, источающими пар чапати, один из офицеров произнес громким насмешливым тоном обычных "забав":

— Жаль, что тут нет Харди, он любитель чапати.

Эти явно безобидные слова возымели неожиданный эффект: шум резко прекратился, а лица офицеров неожиданно стали серьезными. Сказавший это лейтенант покраснел, словно осознав коллективный укор. Потом, будто напоминая друзьям о присутствии посторонних — Дину, Манджу и Нила — Арджун громко откашлялся и резко сменил тему разговора. Заминка длилась не больше секунды и прошла незамеченной всеми за исключением Дину.

Позже тем же вечером Дину остановился у комнаты Арджуна и застал его сидящим на кровати с книгой на коленях и бренди в руке. Дину колебался.

— Хочешь меня кое о чем спросить? — спросил Арджун. — О том, что произошло вечером?

— Да.

— Да ерунда, честно.

— Тем больше причин рассказать.

Арджун вздохнул.

— Это касается моего близкого друга Харди. Странно думать, что его здесь нет.