– Эй! – рассердившись, крикнула Бритт. – Ты хочешь меня видеть или нет?!
Птицы, все как одна, разинув клювы, каркнули громко и злобно. От этого звука мурашки побежали по спине. Тон музыки изменился: стал вопросительным, ожидающим.
– Да я не могу к тебе прийти! – вновь крикнула Бритт, даже не понимая, с кем ведет беседу.
Скрипка вновь поменяла тон, и невидимое болото отпустило Бритт так же неожиданно, как и захватило в плен. Обрадовавшись вернувшейся возможности свободно двигаться, Бритт поспешила к воротам. Больше никаких препятствий на пути не встретилось – однако Птицы продолжали кричать, глядя на нее желтыми неподвижными глазами.
К воротам вел подъемный мост, который нынче был опущен и перекинут через небольшой, давно пересохший ров. Пространство между двумя башнями было перекрыто решетчатыми воротами, которые поднимались с той же скоростью, с которой двигалась Бритт – так, чтобы открыться до конца ровно в тот момент, как она ступила на мост.
Скрипач ждал ее по другую сторону ворот.
Скрипка в его руках покрылась инеем, струны дрожали, но смычок ходил по ним плавно и нежно, и мелодия лилась чистая, без нотки грубой фальши. У скрипача были светлые волосы, доходящие ему до плеч, вьющиеся непослушными кудрями, и ничем не скрепленные. Ветер трепал их, приводя в беспорядок, но скрипачу не было до этого дела.
Бритт подумала, что никогда не встречала – разве что как-то во сне – такого красивого человека.
А посмотрев в его раскосые, ясные, как весеннее небо, глаза, она поняла, что всю жизнь стремилась попасть к нему. Ей надо к нему.
Она шагнула вперед и ощутила, как сдвинулись горы, закрывая ее от мира, оставляя только путь через ров к воротам, в дивный город, переливающийся – теперь она видела – всеми красками мира, существующими и вымышленными, и даже теми, до которых не додумалось человеческое воображение.
Скрипач играл.
Подойдя ближе, Бритт услышала смех, детский, юношеский, и даже старческий – переливы веселья захлестывали город, точно необузданная морская волна. Ей отчаянно захотелось быть там, с ними, только и делать, что радоваться и смеяться в единственном цветном месте во всем сером унылом мире, в единственном месте, где ей будут рады, где она нужна….
Бритт заставила себя остановиться. Этот человек… Она знала его, конечно, знала. И скрипку его знала с юных лет – с тех детских и глупых лет, когда врагами казались все, кроме Брайана и Ри, когда ей действительно хотелось куда-то сбежать от реальности. Но теперь все не так!
Теперь она выросла и нашла столько увлекательного в своей настоящей жизни, что рисует ее без остановки и не может перестать рисовать. И ей не нужны иллюзии жизни, чтобы осознать ее на вкус, запах и цвет!
Бритт резко остановилась.
Скрипач тоже замер. Его красивые голубые глаза опасно сощурились, так, что девушке стало не по себе от его взгляда. По лопаткам пробежал неприятный холодок. Но Бритт заставила себя высоко поднять голову, выставить вперед подбородок и несколько раз глубоко вздохнуть.
ДРОССЕЛЬФЛАУЭР!
Имя возникло в голове как россыпь ярких стеклянных бусин.
Бритт вспомнила его: господин Мэр города Марблита, заманивающий детей и взрослых звуками своей волшебной скрипки, против которой нет спасения…
– Я не пойду! – крикнула она.
– Я не хочу! – срывая голос.
– Мне не страшно! – ни на что не надеясь.
Крик ее поглотил снегопад.
В оглушающей тишине, обступившей ее со всех сторон, Дроссельфлауэр опустил смычок и скрипку. Он смотрел прямо, и взгляд его резал, как стекло.
– Верни, что украла! – прогремел он.
Бритт испугалась, что он сейчас перейдет через мост и силой затащит в город, но этого не произошло – словно магия работала в обе стороны, и Дроссельфлауэр так же был скован пространством.
Птицы разинули острые клювы и хором закаркали – страшно, дико, неистово, и все их желтые немигающие глаза смотрели на Бритт.
Бритт не выдержала – развернулась к ним спиной, хотя много раз читала о том, что нельзя поворачиваться спиной к опасности, и побежала. Крик рвался из ее груди, и она надеялась только, что кто-нибудь – хотя бы кто-то нибудь! – услышит ее.
– Бритт? Бритт!!! – Голос Гвендолин доносился как через пелену тумана.
Бритт осознавала себя медленно: вот она сидит на диване, вот сжимает в руках край яркого пледа с бахромой, вот все еще кричит… Бритт оборвала крик и закашлялась, прикрывая рот рукой.
Потом осмотрелась – это все еще была комнатка Гвендолин, кровать разобрана – видимо, она разбудила хозяйку своими кошмарами.
Гвендолин стояла перед диваном на коленях, одетая в длинную ночную рубашку, и крепко держала Бритт за плечи.
– Что с тобой? Что случилось? – требовательно спросила она.
Выглядела она перепуганной до чертиков.
– Он знает… – чуть не плача, выдохнула Бритт. – Его скрипка… снилась…
– Ты слышала во сне скрипку Дроссельфлауэра?
– Не только… Я видела его… Он стоял и играл, а потом потребовал вернуть то, что я украла… – Бритт тяжело дышала, словно до сих пор не оправилась после бега. – Я не знаю, сон это или правда. Я вообще уже не понимаю, где реальность, а где сон!!!