Мы с Кэлом остаемся в самолете последними, хотя у меня нет причин его дожидаться. Он проделывает обычные действия – быстро двигает рычаги и нажимает на кнопки, отключая разные части самолета. Я чувствую, как они погружаются в забытье. Остается лишь тихий гул заряженного аккумулятора. Тишина пульсирует в такт моему сердцу, и внезапно я начинаю торопиться. Отчего-то мне страшно оставаться наедине с Кэлом, по крайней мере днем. Но когда наступает ночь, я только его и хочу видеть.
– Поговори с Килорном.
Голос принца останавливает меня на ходу, и я замираю на середине трапа.
– Не хочу я с ним говорить.
Жар нарастает с каждым мгновением, по мере того как Кэл подходит все ближе.
– Забавно, обычно ты так хорошо врешь.
Я разворачиваюсь и чуть не упираюсь ему в грудь. Летный комбинезон был девственно чист, когда Кэл впервые надел его больше месяца назад, но теперь на нем отчетливо видны следы носки. Пусть даже Кэл старается не лезть в драки, от войны не увернешься.
– Я знаю Килорна лучше, чем тебя. Никакими словами его не успокоить.
– Ты знаешь, что Килорн просится с нами? – Глаза у Кэла темные, веки отяжелели. Он выглядит так же, как в ту минуту, когда засыпает. – Он каждый вечер меня уговаривает.
Время, проведенное в Ущелье, притупило мою чувствительность; меня стало проще прочесть. Не сомневаюсь, Кэл видит и смущение, которое я испытываю, и подводное течение ревности.
– Он говорит с тобой? Он не желает общаться со мной из-за тебя, так почему же он…
Внезапно Кэл берет меня под подбородок и запрокидывает мою голову, так что я не могу отвести глаза.
– Он злится не на меня. И не потому, что мы…
Теперь уже ему не хватает слов.
– Килорн достаточно уважает тебя для того, чтобы не лишать выбора.
– Он и мне это сказал.
– Но ты не веришь.
Мое молчание – красноречивый ответ.
– Я знаю, почему ты думаешь, что никому нельзя доверять, клянусь цветами, знаю. Но невозможно пережить все это в одиночку. И не говори, что у тебя есть я, ведь мы оба знаем, что ты и в это не веришь.
Боль в голосе Кэла буквально нестерпима. Его пальцы дрожат, касаясь меня.
Я медленно отстраняюсь.
– И не собиралась.
Отчасти это ложь. У меня нет прав на Кэла, и я не позволяю себе доверять ему, но не могу и полностью отстраниться. Каждый раз, когда я пытаюсь это сделать, то неизбежно прибредаю обратно.
– Он не ребенок, Мэра. Он больше не нуждается в защите.
Подумать только, все это время Килорн злился из-за того, что я пыталась сохранить ему жизнь. Я едва удерживаю смех. «Да как я смею? Как смею желать, чтобы он остался жив?»
– Ну так возьмем его с собой в следующий раз. Пусть найдет себе могилу.
Я знаю, что Кэл слышит дрожь в моем голосе, но из деликатности старается не обращать на это внимания.
– С чего ты о нем заботишься?
Вдогонку летит чуть слышный ответ:
– Я это делаю не ради него.
Остальные уже ждут на земле. Фарли пристегивает Бабулю к Гарету ремнями, снятыми с самолетного кресла, а Шейд смотрит в землю. Он слышал каждое слово, судя по суровому выражению лица. Брат сердито смотрит на меня, когда мы проходим мимо, но молчит. Потом он наверняка устроит мне выволочку, но пока что наши мысли заняты Питарусом и, хочется верить, еще одним новобранцем.
– Убери руки, опусти голову, – инструктирует Бабулю Гарет.
У нас на глазах она превращается из крупного генерала Лариса обратно в маленькую худенькую старушку и соответственно подтягивает ремни.
– Чтоб было легче, – поясняет она, тихонько хихикнув.
После стольких серьезных разговоров и бессонных ночей это зрелище вызывает у меня смех. Ничего не могу поделать – приходится даже прикрыть рот рукой.
Гарет неловко поглаживает ее по макушке.
– Ты не перестаешь нас удивлять, Бабуля. Если хочешь, закрой глаза.
Та качает головой.
– Я всю жизнь прожила с закрытыми глазами, – говорит она. – Больше никогда.
В детстве я мечтала летать как птица, но никогда не воображала себе ничего подобного. Гарет не сгибает ноги, не напрягает мышцы, не отталкивается от земли. Он раскрывает ладони параллельно посадочной полосе и просто начинает подниматься в воздух. Я знаю, что сила тяжести вокруг него слабеет, как будто разматывается нить. Гарет поднимается, вместе с пристегнутой к нему Бабулей, все быстрее и быстрее, пока не превращается в точку в небе. А потом нить натягивается, и точка движется вдоль земной поверхности, описывая плавные дуги. То туже, то слабее… Выглядит почти безмятежно, но я сомневаюсь, что когда-нибудь захочу попробовать сама. Самолета мне вполне достаточно.
Фарли первая отводит глаза от горизонта и возвращается к нашим насущным заботам. Она указывает на возвышающийся над нами холм, увенчанный красными и золотыми деревьями.
– Пошли?