Лори, у нее за спиной, смотрит на нас широко раскрытыми, немигающими глазами. Я знаю, что сделал бы Кэл. Он сказал бы, что это неповиновение, которое нельзя терпеть. Нужно настоять на своем, заставить ее пробежать круг по поляне, проверить, сумеет ли она убить птицу с помощью своей способности. Кэл ясно дал бы понять, что она не тут главная. Он умеет обращаться с солдатами, но эта девочка – не его подчиненная. Кэмерон не склонится ни перед чьей волей. Она провела слишком много времени, подчиняясь свисткам, обозначающим конец смены. Правилам, которые передавались поколениями порабощенных фабричных рабочих. Она ощутила вкус свободы – и не станет повиноваться приказам, которые не желает исполнять. Однако, хотя Кэмерон возражает буквально против всего здесь, она не уходит. Даже обладая такой способностью, она остается.
Я не стану благодарить ее за это – но позволю ей поесть. Я тихо делаю шаг в сторону.
– Полчаса перерыв, потом возвращайся.
Глаза Кэмерон вспыхивают гневом, и знакомое зрелище чуть не заставляет меня улыбнуться. Я невольно восхищаюсь этой девочкой. Однажды мы, возможно, даже подружимся.
Она не соглашается, но и не спорит – и уходит с нашего конца поляны. Остальные глядят ей вслед, наблюдая, как она бросает вызов девочке-молнии, но меня совершенно не волнует, что они могут подумать. Я им не капитан. И не королева. Я не лучше и не хуже любого из них, и пора всем увидеть меня такой, какая я есть. Еще одна новокровка, еще один боец – и не более.
– Килорн добыл кролика, – говорит Лори, хотя бы для того, чтобы нарушить тишину.
Она принюхивается и облизывает губы. Леди Блонос бы это с ума свело.
– Сочного!
– Тогда пошли, – негромко говорю я, указывая на костер на другом конце поляны.
Лори не нужно просить дважды.
– У Кэла дурное настроение, предупреждаю, – добавляет она, быстро шагая мимо. – Короче, он ругается и пинает все, что подвернется.
Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что Кэла на поляне нет. Сначала я удивляюсь, а потом вспоминаю: Лори слышит буквально все, если немножко напряжется.
– Я о нем позабочусь, – уверяю я и быстро шагаю к дому.
Лори сначала следует за мной, но потом раздумывает и позволяет мне бежать впереди. Я даже не стараюсь скрыть тревогу: Кэла нелегко раскачать, и планирование его в норме успокаивает, даже радует. Что бы ни испортило ему настроение, это затрагивает и меня, гораздо сильнее, чем следует в канун атаки на тюрьму.
В убежище пусто – все тренируются во дворе. Даже дети пошли посмотреть, как взрослые учатся драться, стрелять и управлять своими способностями. Я рада, что они не путаются под ногами, не цепляются за руки и не лезут с глупыми вопросами о своем кумире – принце-изгнаннике. У меня, в отличие от Кэла, не хватает на детей терпения.
Завернув за угол, я чуть не врезаюсь в брата, который идет откуда-то со стороны спален. За ним следует Фарли, чему-то улыбаясь, но ее улыбка исчезает, как только она замечает меня.
Так.
– А, Мэра, – произносит она и, не останавливаясь, шагает дальше.
Шейд пытается сделать то же самое, но я вытягиваю руку и останавливаю его.
– Чем могу помочь? – спрашивает он.
Губы у него подергиваются, отчаянно борясь с лукавой кривой усмешкой.
Я пытаюсь смотреть на брата сердито, хотя бы только внешне.
– По идее, ты должен сейчас тренироваться.
– Волнуешься, что я мало упражняюсь? Уверяю тебя, Мэра, – говорит Шейд, подмигнув, – нам хватает.
Это ожидаемо. Фарли и Шейд уже давно неразлучны. Тем не менее я громко ахаю и шлепаю его по руке.
– Шейд Бэрроу!
– Да брось, все уже в курсе. Я не виноват, что ты не заметила.
– Мог бы мне и сказать! – выпаливаю я, цепляясь за первый предлог, чтобы выбранить его.
Шейд жмет плечами, продолжая ухмыляться.
– Типа, как ты сказала мне про Кэла?
– У нас…
«…все по-другому». Мы не прячемся посреди дня, да и ночью ничего особого не делаем. Но Шейд вскидывает руку, останавливая меня.
– Если ты не против, я не особо хочу знать, – говорит он. – А теперь извини, мне надо потренироваться, как ты и заметила.
Он удаляется, держа руки поднятыми, словно побежденный боец. Тщетно пытаясь подавить улыбку, я позволяю брату уйти. В моей груди распускается крохотный бутон счастья – такое незнакомое ощущение после долгих дней отчаяния. Я оберегаю его, как огонек свечи, пытаясь сделать так, чтобы он горел и жил. Но при взгляде на Кэла мой огонек тут же гаснет.
Он сидит на перевернутом ящике в нашей комнате, расстелив на коленях знакомую карту. Это оборотная сторона одной из карт полковника, теперь покрытая педантично выведенными линиями. План тюрьмы Коррос – во всяком случае, то, что сумела припомнить Кэмерон. Я не удивилась бы, увидев, что края бумаги дымятся, но Кэл удерживает свой огонь в пределах обугленной ямы в полу. Пламя отбрасывает танцующие алые отсветы, при которых нелегко читать, но Кэл сосредоточенно щурится. В углу лежит нетронутым мой мешок, полный навязчивых записок Мэйвена.