Стеклянный небосвод: Как женщины Гарвардской обсерватории измерили звезды

«В этот год, – писал в своем годовом отчете Пикеринг, – обсерватория потеряла самую щедрую свою благотворительницу в лице Анны Палмер Дрейпер». Она скончалась от пневмонии у себя дома в Нью-Йорке 8 декабря. «Редко случается так, что женщина на протяжении стольких лет поддерживает масштабное научное предприятие и проявляет неугасающий к нему интерес. Миссис Дрейпер поддерживала Мемориал Генри Дрейпера почти 30 лет, а ее завещание дало ему надежную основу».

По условиям завещания миссис Дрейпер обсерватории отходила сумма в размере $150 000 вдобавок к четверти миллиона, которую она уже выплатила, «на обработку, сохранение, исследование и применение фотографических пластинок из Мемориала Генри Дрейпера». Предвидя волокиту с завещанием, миссис Дрейпер оставила своим душеприказчикам указание выплатить обсерватории $4000 в год смерти и затем ежегодно выплачивать по $5000, пока не уладятся все дела с ее наследством, чтобы работа Мемориала продолжалась бесперебойно. В статье The New York Times от 20 декабря, где рассказывалось о деталях завещания, ее мужа ошибочно назвали профессором астрономии в Гарварде. Свой загородный дом в Доббс-Ферри она оставила племяннику со стороны Палмеров, и, хотя в наследстве были выделены доли еще одному племяннику и племяннице, Дрейперу и Карлотте Мори, их старшей сестре Антонии не досталось ничего.

Мисс Кэннон написала пространный некролог для журнала Science. В нем она сравнивала миссис Дрейпер с другой знакомой ей женщиной – леди Маргарет Хаггинс. «Любопытно отметить, что жены двух мужчин, связанных с основанием этой дисциплины, сыграли такую важную роль в жизненном пути своих мужей… Ведь миссис Дрейпер не только помогала мужу в исследованиях на протяжении 15 лет их совместной жизни, но и сумела продолжить его работу чрезвычайно плодотворным образом после его безвременной кончины в 1882 году». О своей роли в продолжении этой работы мисс Кэннон не упоминала, сообщив лишь, что «в 1911 году начались наблюдения для Нового дрейперовского каталога, в который будут включены спектры по меньшей мере 200 000 звезд со всего неба. Этой работой миссис Дрейпер глубоко интересовалась до последнего и радовалась ее прогрессу».

Когда несколько месяцев спустя, в марте 1915 года, умерла леди Маргарет Хаггинс, мисс Кэннон написала некролог и ей. Эддинтон из Королевского астрономического общества принял его к печати в журнал Observatory. «Некролог заставляет меня по-новому оценить ее личность», – сообщал он в благодарственном письме мисс Кэннон от 3 июля. В том же письме Эддинтон, будучи квакером, а значит пацифистом, сокрушался из-за того, что текущие события приняли такой жестокий поворот: «Как печально, после тех радостных дней в Бонне, что мы оказались разделены с нашими немецкими коллегами». Дирижабль, столь восхищавший приезжих астрономов в 1913 году, стал орудием разрушения и сбрасывал бомбы на Великобританию. «Если бы только между воюющими сторонами существовало взаимное доверие, дела обстояли бы не столь удручающе, – писал Эддингтон, – но, к сожалению, в последние три месяца презрение и ненависть к немцам возросли чрезвычайно, хотя лично мне пока еще не хватает воображения представить, скажем, Макса Вольфа "мародером и убийцей детей". Знать, что на нашей стороне сочувствие едва ли не всех американских астрономов, весьма утешительно, ведь у вас гораздо больше возможностей, чем у нас, говорить что-то в пользу другой стороны».

Пикеринг тоже горевал о разрушенных войной дружеских связях между обсерваториями мира. Уже расстроился налаженный международный обмен информацией о кометах и астероидах. Место немецкого города Киля в качестве центра этого обмена занял Копенгаген, но большинство континентальных астрономов оказались отрезанными от процесса. Даже телеграммы в Копенгаген стало отправлять затруднительно, так как военные цензоры по обе стороны Атлантики не разрешали использовать шифровку вопреки протестам астрономов, которые всегда кодировали свои сообщения, заменяя цифры словами, чтобы избежать ошибок в передаче длинных цепочек цифр.

Общество Марии Митчелл осталось довольно работой Маргарет Харвуд в течение трех летних сезонов на Нантакете и пригласило ее в четвертый раз с 15 июня 1915 года, позволив провести время так, как она пожелает, при сохранении стипендии в размере $1000. Она решила отправиться на Запад работать в обсерватории Лика на горе Маунт-Гамильтон и одновременно учиться в магистратуре по астрономии в Калифорнийском университете в Беркли.

«Дорогая мисс Кэннон, – написала она 23 июня на бланке обсерватории, – это письмо одновременно и вам, и профессору Пикерингу». Впечатлений было так много, что ей не хотелось повторять все дважды.

«Поездка выдалась превосходной во всех отношениях». Мисс Харвуд жила у Эдвина и Мэри Фрост при обсерватории Йеркиса в Уильямс-Бей, штат Висконсин, а во Флагстаффе ей устроили прием сотрудники Персиваля Лоуэлла. В мастерской обсерватории Маунт-Вилсон и в офисе в Пасадене она встречалась с Харлоу Шепли.