Стеклянный отель

– До Коламбус-Серкл, – ответила она. – У нас, то есть у Джонатана, там квартира рядом с парком. Если хочешь, можем вместе выпить.

– Было бы здорово.

Они были в полумиле от площади Коламбус-Серкл, если посчитать расстояние из десяти кварталов на Манхэттене, – десять кварталов в ночи под холодной изморосью в свете фар и в огнях дорожного движения, витрин и закрытых жалюзи на дверях магазинчиков; от пластиковых труб вентиляции на улице поднимался пар, мерцавший в лучах фонарей. На Коламбус-Серкл над торговым центром в форме полумесяца возвышались две стеклянные башни, окруженные темной громадой парка. Винсент остановилась у входа в молл и неподвижно уставилась на дорогу и кольцо залитых светом скамеек вокруг статуи Колумба.

– Все в порядке? – Он хотел подняться к ней в квартиру, пока она не передумала.

– Там сидит женщина, видишь? – Она показала рукой, и на миг он подумал, что кого-то увидел, но это была иллюзия движения, игра света: между огнями фар пронеслась тень. На скамейках никого не было.

– Мне показалось на секунду, что я кого-то видел, – ответил он, – но, по-моему, это просто отражение или что-то вроде.

– Мне все время кажется, что я вижу свою мать, – сказала Винсент.

– Оо, – протянул он в растерянности, не зная, что ответить. Ее мать жила в Нью-Йорке? Она что, выслеживала Винсент по всему городу? Прошло несколько секунд. Винсент стояла с застывшим лицом в белом свете вестибюля торгового центра, и ему показалось, что она переживает затаенную драму; расспрашивать ее он, конечно, не решился, но она явно знала обо всем, не могла не знать, иначе зачем так долго сидела в кабинете Алкайтиса перед вечеринкой, а потом отказалась сесть в машину, но только не думай об этом, не думай об этом. Мы все знаем, чем мы здесь занимаемся. Они поднялись на лифте в мансарду, возвышение в более утонченном стиле, где находились еще более дорогие магазины, и взгляд Винсент зафиксировался на точке в пространстве.

– Сюда, – произнесла она, и Оскар вдруг начал понимать прелесть этого места: человек с огромным состоянием, жаждавший уединения, мог прийти сюда в рабочие часы и смешаться с толпой, а потом незаметно войти через невидимую дверь в лобби верхнего этажа, залитый мягким светом зал с ковром, который приглушал шаги, двумя швейцарами и консьержем – тот кивнул Оскару и пожелал доброго вечера Винсент.

– Добрый вечер, – ответила она. Кажется, она разговаривала с легким акцентом. Он только сейчас заметил. Судя по всему, она была не из Нью-Йорка. В лифте Оскар поглядывал на нее – молчание сгустилось почти до осязаемой сущности, будто между ними встал кто-то третий и начал их теснить, – и заметил, что она не отрывала глаз от камеры над кнопками.

– Здесь всегда так тихо? – спросил Оскар, когда они вышли на 37-м этаже. Перед ними был тихий коридор с тяжелыми серыми дверями и приглушенным светом.

– Всегда. – Винсент остановилась у одной из дверей и стала что-то искать в своем кошельке. Она вытащила карту-ключ, и после тихого сигнала открылась дверь. – В этом здании почти никто не живет. Люди вкладываются в недвижимость, а потом появляются максимум раз или два в году.

– Зачем вы с мужем купили здесь квартиру?

Он вошел в квартиру в ультрасовременном стиле хайтек, с четкими линиями и острыми углами и сверкающей кухней, на которой вряд ли хоть когда-нибудь готовили. Окно от пола до потолка выходило на Центральный парк.

– Он мне не муж. – Она сняла туфли и зашла в кухню в чулках. – Но если отвечать на твой вопрос, честно говоря, я сама не знаю, для чего он купил эту квартиру и вообще все остальное.

– Просто потому, что может, – предположил Оскар. Он размышлял над первой частью ее фразы, которая не вязалась с обручальным кольцом на руке. Винсент увидела, что он смотрит на него, сняла кольцо и бросила его в ведро для мусора.

– Наверное. Да, наверное, именно поэтому, – вяло сказала она. – Из выпивки у нас только вино. Тебе красное или белое?

– Красное. Спасибо. – Он стоял у окна, повернувшись к ней спиной, когда она подошла с двумя бокалами, но видел ее отражение в окне.

– Выпьем за то, что дожили до конца дня. – Она подняла бокал.

– Твой день был таким же ужасным, как и мой?

– Возможно, еще хуже.

– Сомневаюсь.

Она улыбнулась.

– Сегодня Джонатан сообщил мне, что он преступник. А у тебя как прошел день?

– Сегодня… ээ, сегодня…

Что было сегодня? Мы все знаем, чем мы здесь занимаемся. Сегодня я понял, что отправлюсь в тюрьму, хотел он ей сказать, но, само собой, у него не было никакой уверенности в том, что она не сотрудничает с ФБР. Может, Оскар и сам бы посотрудничал с ФБР, не мучай его сомнения, что другие делали то же самое – ох уж эта утомительная паранойя, – но тогда бы ему пришлось во всем сознаться и признать вину, а что, если еще был шанс, если он мог затеряться в неразберихе, а следователи ополчились бы на Алкайтиса и его главных сообщников, Энрико и Харви, и оставили остальных в покое?

– Знаешь что, – сказал он, – давай не будем сегодня говорить об этом.

Она улыбнулась.