– Твоя миссия – сидеть красавицей на экране, задавать простые вопросы и делать вид, что понимаешь сложные ответы на них. – Он хитро улыбнулся.
– Моя миссия – сидеть в кабинете и лечить, не задавая вопросов, – грустно ответила Валя. – Тоскую по себе той… В поездке поняла, что превратилась в совершенно незнакомого себе человека, которого побаиваюсь. Чуть не сдала одну прохиндейку бандитам!
– Какую прохиндейку?
– Мы с ней вместе «торговали воздухом времени»…
Денис довёз Валю до дома и поехал в университет. В квартире пахло варящимся вареньем так, словно его часами размазывали кисточкой по воздуху. На кухонном столе сверкал редут прокипячённых стеклянных банок, а Вика выгуливала Шарика.
– Гляди, доча, – заговорщицки улыбнулась мать и достала из пакета белые ползунки, расшиваемые зелёными ёлочками.
– Бабушка беременным наказывала, главное – поясок-ленточка. Иначе болеть будет. Или родимчик возьмёт.
– Бабка твоя порченкой меня считала, будто не её сыном порчена. Но как тебя малую в руки взяла, так вся засветилась.
– Она ж деревенская, ей вдолбили про порченку.
– Верно вдолбили! Ты вон, доча, чистой девкой за Юрика пошла – и на какую высоту взлетела, – возразила мать, слюнявя зелёную нитку, чтоб вдеть в ушко иголки. – Викуска Максимке чистой приглянулась, глядишь, отобьёт у жены.
– Ма, ты столько в Москве прожила, а всё щи лаптём хлебаешь, – покачала головой Валя. – Девственность – это складка слизистой оболочки, кусок соединительной ткани.
– Это б ты бабке своей говорила, – обиделась мать, и её вдруг прорвало: – Она ж только языком святоша! Все деревни в округе знали, что лесник у ней полюбовник. Здоровый, что медведь, как только коняга его выдерживал?
– Лесник? Тимофей?
Валя знала этого славного дядьку, он часто приезжал лечиться, сажал маленькую Валю на своего мерина Огонька, брал его под узды и водил по главной улице.
– Моложе её был, звал жить с собой на заимке, – усмехнулась мать. – Не пошла, сказала, будет там, где сама хозяйка. А мне говорила, ты что, Галька, вечно квёлая? Володька, поди, в отца сильный мужик, а тебе всё мало? Конечно, сильный – сильно бил да насильничал…
Вале были неприятны эти слова про бабушку, она упрекнула:
– Ты ж ей не жаловалась.
– Не мать она мне, чтоб жаловаться! Ёлочки вот дошью, постираю. Шовчики жёсткие, того гляди, насаднит кожицу.
– Будто у тебя любовника не было, – ответила Валя, чтоб не сказать, что она и матери не могла пожаловаться.
– Я за-ради семьи, за квартиру, а у ней – для радости, – осудила мать.
– Значит, бывает от мужиков радость?
– Может, и бывает, у меня не было, – почему-то гордо объявила мать.
– Максим тебе нравится?
– Викуська плохой кусок в рот не потащит, не тот характер. Пришли с дождя, ноги промочила. Он ей – переобуйся! Она ни в какую. Силой на диван посадил, туфли снял, носки на неё сухие надел. Я такое разве что в кино видела!
И Валя снова удивилась, Максим казался ей законченным нарциссом. Но ведь мать не придумывает, значит, влюблён по уши.
В двери повернулся ключ, мать стремглав спрятала ползунки. Вихрем влетел Шарик, вошла разрумянившаяся Вика. И Валя начала её вертеть и рассматривать, как мать любовно изучает ребёнка, вернувшегося из пионерского лагеря.
– Чё такого хочешь увидеть? Что у меня матка выпала на пол и клацает зубами?
– Типун тебе на язык! – зашептала и мелко закрестилась мать.
– Прикинь, сегодня передача про сексуальное насилие, – объявила Вика. – Каждые полчаса гонят рекламу с нашей Нонкой! Она уже автографы раздаёт! Звони бегом Дедморозычу!
Реклама не заставила себя долго ждать. Из обрамления берёзовой декорации всплывало растерянное Валино лицо со словами: «Раз не понимаете, что это жесточайшее преступление, – значит, насилуете женщин вместе с насильниками!»
За ней появлялась красавица Ирина Куница, взмахнувшая рукой на фразе: «А у нас изнасилованная должна в ходе следствия десять раз пересказать травмирующую историю. Ей легче забрать заявление или покончить с собой, чем добраться до суда…»
И тут же экран заслоняло лицо Викиной подружки с блестящими от слёз глазами: «Я проголосую, но пусть Ельцин защитит нас от насильников, от плохих законов и плохих милиционеров!»
Денис, успевший вечером к коллективному просмотру, потянул носом в сторону кухни, где варилось варенье, и предположил:
– Наверное, так пахнет в Эдеме!
Мать в ответ водрузила ему на колени поднос с ужином, язвительно добавив:
– Любовь да ягодку на год не запасёшь.
– Это телевизионный терроризм! – воскликнул Денис уже в начале передачи. – Вы добиваете информацией до сотрясения мозга, миллионы изнасилованных получат сегодня у телевизора сердечные приступы.
– Дедморозыч! – закричала Вика. – Это категорический способ агитации!
– Кидай меня в грязь, будешь князь, – проворчала мать и ушла драить полы в кухне, словно передача была о стерилизации жилища.
А Валя так нервничала, пока смотрела, что сил комментировать не оказалось. Сил не было и потом, отвечать на звонки по раскалившемуся домашнему и сотовому не стала.