– Давно караулите?
– Ехал мимо. – Денис встал со скамейки. – Решил цветов завезти.
«Откуда он знает, что больше всего люблю полевые?» – удивилась Валя.
– Нашёл в библиотеке интервью с вами, там, что любимые цветы полевые, – ответил он, словно читал её мысли.
В геометрии этого общения было что-то подростковое, словно они старшеклассники, живущие в соседних домах. Но в Валиной жизни не было ухаживающих старшеклассников, после изнасилования она сторонилась в городке всех, кому нравилась.
– Мне подняться? – спросил он.
– Лучше я спущусь. – Валя сбежала со своего второго этажа, захватив сотовый. – Так я у Мюллера под кол-паком?
– И давно, – улыбнулся он. – Видел вас ещё в передаче такого вертлявого идиота. Рассказывали про деревья.
– Впервые перед камерой сидела… Дура дурой! Думала, никто уже не помнит.
Между ними было два кубометра подожжённого летнего воздуха. И, несмотря на головную боль и зарёванность, Валя на клеточном уровне поняла про разбитое Хесусой стекло.
И испугалась, что тело её против воли отзывается на взгляд этого Дениса. Настолько откровенно, что кажется, стоит напротив него как голая.
– Сам иногда студентам объясняю про деревья, – ответил он, прерывая неловкую паузу.
– Студентам? – эхом переспросила Валя.
– Преподаю в МГУ. Историк.
От неожиданности она брякнула:
– Откуда у преподавателя иномарка и сотовый?
– Объясню, но не всё сразу, – пообещал он. – Ничем криминальным похвастать не могу. «Русо туристо облико морале».
– Работаете в здании со шпилем?
– Нет, наш факультет в «Стекляшке».
Валя не знала, что «Стекляшкой» называют Первый гуманитарный корпус, но кивнула, чтоб не выглядеть непосвящённой.
– Ну, тогда расскажите и мне про деревья.
– Так вы больше меня знаете. Хотя можете не знать, что европейские друиды – жрецы кельтских народов – в период обучения жили в лесу. Из-за этого в алфавите шотландского гэльского языка буквы названы по деревьям: вяз, берёза, орешник… Ничего не напоминает? – спросил Денис.
– Ничего. – Мозги от его голоса плавились.
– У нас был такой же алфавит: «аз, буки, веди». Мы писали языком названия деревьев.
Судя по интонации, этому Денису было всё равно, где читать лекцию, и он машинально посторонился, пропуская Валиных соседей с коляской.
– Зачем поменяли?
– Развивались. Пётр Первый привёз из Голландии не только подрамник, холст, микроскоп и телескоп, но и указ, что надо мыться раз в неделю и не вытирать руки о бороду. И я люблю напоминать почвенникам, что гигиена бороды – предмет импорта.
– А почвенники разве не в Тимирязевской академии учатся? – удивилась Валя.
И по тому, как Денис замер, поняла, что сморозила глупость, и заторопилась:
– Мне пора. Спасибо за цветы.
– Дайте сотовый, – попросил он.
Валя протянула телефон. Денис вбил в него свой номер:
– Буду ждать звонка. Не знаю, как ухаживать за звездой.
– Я и сама не знаю, – пожала Валя плечами и юркнула в подъезд.
И, ставя его букет в вазу, уговаривала себя, что почвенникам логично учиться с агрономами. И почему он так после этого посмотрел?
– Ох, и бурьяна наломала, таким только корову кормить, – обратила внимание мать на свежий букет, не обратив внимания на лицо дочери.
В отличие от матери Вика первым делом спросила:
– Чё с глазами?
– По парку гуляла, может, на пыльцу аллергия, – соврала Валя, рассказывать про кабинет не хотелось.
А ночью приснилось, что выходит с Катей из метро «Университет» по маршруту, которым ходила в кабинет сквозь стихийный рынок, загромождённый деревянными и картонными ящиками.
Они идут мимо серых киосков, торгующих чем попало, и мимо обугленных боков кафе «Минутка», периодически поджигаемых конкурентами. Мимо прилавков с горами белёсых куриных окорочков и кирпичей розоватого фарша из индейки, нарубленных топором на грязном полу киоска. Мимо пирамид банок с безвкусными сосисками, подкрашенных батонов салями, пакетов сухого молока, коробок маргарина «Рама», штабелей несъедобной китайской тушёнки «Великая стена», упаковок супа «Галина Бланка» и соусов ядерно-оранжевого цвета. Мимо стены пакетов растворимых напитков инвайт и юпи, после которых долго не отмываются язык и зубы, а девицы подкрашивают их раствором светлые волосы. Мимо батарей спирта «Рояль» и коньяка «Наполеон», который у каждого продавца в собственной упаковке. Мимо ликёра «Амаретто», называемого в народе «бабоукладчик», от которого не отстирываются скатерти…
Валя предложила:
– Давай сделаем передачу про «пищевой терроризм». Всё это есть нельзя.
– И кто будет героем? – спросила Катя.
– Есть один историк, знает про еду всё. И работает в «Стекляшке».
– Как это, «в стекляшке»?
– Наверное, там стеклянный павильончик, типа Будки гласности, и он оттуда студентам рассказывает. А что такого? Я сама много лет жила в стеклянном ящике…
Проснулась поздно, идти было некуда, заняться нечем. Сделала гимнастику, послонялась по квартире. Снова готова была раскиснуть из-за утраты кабинета, но после обеда зазвонил сотовый.
– Привет, ласточка моя! Днями у тебя встреча с цветом нации, заскочи, пока у меня окно, надо обсудить, – предложил Горяев.
– С кем встреча???