За кулисами был шум-гам, цветы, толпящиеся журналисты и иностранная речь. Валя с Адой стали искать знакомых, но тут из толпы вынырнул молодой человек во фраке с охапкой роз и со словами:
– Редко бываю в России, но я ваш глубокий поклонник! Умоляю вас послушать второе отделение! Вы для меня – воплощённая Россия! А как вам моё первое отделение?
Валя сообразила, что перед ней изо всех сил живой и полный сил Кубинский, а Рудольф тут же вступила со своей партией:
– В вашем первом отделении такая энергетика любви, такая правда гармонии! Я – продюсер «Берёзовой рощи» Ада Рудольф. Валентина тонкая ценительница классической музыки. Сказала, обязательно пойдёт после концерта на приём к госпоже Кейтсон, чтоб лишний раз увидеться с вами!
Валя от такого вранья покраснела как рак, что выглядело прямым подтверждением слов Рудольф.
– Мне безумно приятно! Вы найдёте дом Кейтсон? Может, поедете на моей машине? – не веря своему счастью, предложил Кубинский и вручил Вале охапку роз, полученных от поклонников. – Она снимает квартиру в высотке на Котельнической. Запишите мой сотовый, вдруг заблудитесь.
– Ну ты даёшь! – покачала головой Валя, когда он отошёл.
– Это просто экстаз от факта чудесного воскрешения Кубинского из мёртвых, – подмигнула Ада и побежала искать знакомых.
Вале пришлось сперва стоять с охапкой колющихся роз, подаренных Кубинским, а потом ещё сидеть с ними на коленях во втором отделении. И только раздались первые аккорды, Ада поведала громким шёпотом:
– Всё вынюхала. Этот пианист-м…звон – сын почившего виолончелиста Кубинского. Курва Кейтсон – его спонсорша из тех западных шлюх, что у себя дома персоны нон-грата, а здесь изображают крупных птиц. Приехала с голой жопой, как политическая журналистка, дала ресурсному министру, теперь веселится на его деньги. Этот министр известный охотник за крокодилами – каждая следующая жена страшней предыдущей…
– Нельзя ли потише? – зашипела на неё дама сзади.
– Как это? – спросила Валя совсем тихо.
– Как? Сидит баклан в правительстве – возможности пилить бабки неограниченные. Тратить на виду опасно, а тут западная лиса с иностранными счетами, связями, советами. Не убогая баба, которая ему рубашки гладила и каждый рубль у плиты экономила. – Публика с интересом прислушивалась к Аде сквозь Рахманинова. – А если лиса забрюхатела, то разденет и разует. Потому что лисы владеют не только искусством высокого минета, но и информацией о западных счетах! Короче, Кейтсон как бы послала министра и взяла на содержание Кубинского!
– А сколько ей лет?
– Хрен поймешь, у неё каждая клетка десять раз прооперирована.
Валя посещала с Юлией Измайловной концерты классической музыки и научилась получать от них удовольствие. Ей нравилось, как Кубинский играет Рахманинова. Но Рудольф громко шептала:
– Ё-моё! У Чайковского хоть мелодия!
Достала из сумки глянцевый журнал и стала его с хрустом перелистывать.
Когда Кубинский доиграл второе отделение, Ада была раскалена как чайник:
– Поищем коньяку, а то у меня нервный срыв.
– Ты должна была с детства посещать такие места.
– Психоаналитик и говорит, что половина моих проблем от принудительных занятий музыкой. И что теперь? Откопать покойную мамочку и плюнуть ей в харю?
После концерта погрузились в Адин «гроб» и поехали на Котельническую набережную.
– Кем была твоя мать? – спросила Валя.
– Никем. Немцы на Украине весь табор расстреляли, а её, девчонку, хохлушка в погребе спрятала, – ответила Ада с тёплой интонацией. – Детдом, потом в саратовской столовке полы мыла. Отец был сильно старше, влюбился. Ну и как бы две позиции девушка показала бойцу. Потом пыталась сделать из меня артистку, сама ж таборная, пела и плясала.
– Таборная?
– Цыганка, а отец – немец. Его не выслали как немца во время войны, потому что ценный спец по насосам, которые воду качают. Физику хорошо знал, я и пошла в МГУ как бы назло матери учиться на физика, а не на артистку.
– Мозги нужны в МГУ на физика учиться.
– Золотая медаль – любой вуз без экзаменов. И скажи, куда мне теперь всю эту физику вместе с кристаллографией засунуть?
– Во сколько ж она тебя родила, если в войну была девочкой?
– Цыганки уже в четырнадцать с выводком… Потом брата и сестру родила. Только жрать было нечего, вот я всё никак и не нажрусь.
Они подъехали к высотке на Котельнической набережной, и у Вали перехватило дух. Неужто она попадет внутрь одного из этих сказочных зданий?
Вход в подъезд был в мраморе. Охранник за круглой деревянной конторкой напрягся, но консьержка заулыбалась Вале и указала, на каком лифте удобней ехать в квартиру Кейтсон.
Они шли по выложенному узором полу. Лифтовый вестибюль слепил белым мрамором, а над лифтами висели барельефы, на которых на ярко-синем фоне под беломраморными ветвями деревьев стояли и сидели беломраморные мужчины, женщины и дети.
– Башку задери, – велела Ада.
В центре потолка поражала круглая роспись, пионеры на ней, стоя возле пафосной балюстрады, запускали на фоне кудрявых облаков планер. Балюстраду изобразили так, словно на потолке дырка и пионеры стоят этажом выше.