Стекло

Они пошли вдоль стены к двери в дальнем конце двора. Провожатый открыл и пропустил его вперёд. Он вошёл, и над ним сгустилась тьма.

Когда он снова открыл глаза, голова чудовищно болела. Он лежал на спине, был обнажён и прикован к стальному столу. Очнулся, сказал кто-то. В комнате висела полутьма, светильники были направлены в потолок. Над ним появилось круглое мужское лицо, человек оттянул ему веко и посветил фонариком в глаз. В порядке, произнес человек, реагирует. Он попытался что-то сказать, но язык не слушался. Нет, всё-таки он не был полностью голым. Изогнув запястье, он нащупал матерчатые трусы – не свои.

Покатили, сказал кто-то, и койка поехала. Над головой двигался потолок. Вопреки ожиданиям, это был не потолок мрачного подземелья или пыточной. Напротив, он видел лепнину, изящные светильники, росписи – как будто его везли по дворцу. Язык оставался ватным, спросить ничего не получалось. Наконец койка остановилась. Над головой застыл кессонный потолок с золочёными элементами и небольшим плафоном внутри каждого кессона. Над ним склонился человек в чёрной одежде. Чем-то он неуловимо напоминал Саваофа.

Добрый день, даян, сказал человек. Простите, что пришлось обойтись с вами таким неприятным образом. Но в любом другом положении вы слишком опасны. Я обещаю, что в случае благоприятного исхода нашей беседы вас освободят и, более того, помогут с продолжением вашего пути. Вы, выдавил он, вы… Нет, ответил человек, не я, но это неважно. Сейчас мы вас поставим на ноги, будьте готовы. Если начнёт тошнить, сразу говорите.

Койка начала поворачиваться – он как будто вставал на ноги, продолжая быть прикованным. Теперь он видел всё помещение и окружающих его людей. Их было много – человек двадцать. Большинство – в серой армейской форме. Они стояли по периметру комнаты, и неизвестно сколько их оставалось за его спиной. Было двое офицеров, трое в зеленых халатах, видимо, медики, человек в чёрном и ещё несколько лиц неопределённого рода занятий. Медики обернули его чем-то вроде большого больничного халата – прямо вместе с койкой. Теперь он выглядел одетым. Помимо того, подумал он, теперь никто не видит моих рук, и, если я освобожусь, они не будут об этом знать. Видимо, они доверяли своим кандалам.

Поехали, сказал человек в чёрном, и его покатили вперёд. Ехать вертикально было значительно приятнее, чем горизонтально. Он не рассматривал дворец – его больше интересовала дислокация охраны и взаимные перемещения солдат, но золото, шёлк и прочий безвкусный шик бросались в глаза, ослепляли, мешали думать. Роскошь в Хураане была другой и в основном достигалась сложностью узоров на коврах, которыми выстилался пол и обвешивались стены. Здесь же роскошь была помпезно-дорогой, можно сказать – стационарной, её нельзя было перенести из одного дворца в другой, она была навсегда прикована к своему месту. Параллельно он пытался достать руку из зажима, но ничего не получалось. Он умел выщёлкивать палец из сустава, делая кисть узкой, как у женщины, но и этого не хватало.

Тем временем они приехали. Невысокая дверь, за ней – небольшая комната, личный кабинет. За столом сидел человек – он что-то изучал на экране планшетного компьютера. Человек показался ему знакомым. Он видел это лицо – на плакатах, на футболках, на стенах домов, и ещё он видел, как к этому лицу пририсовывают очки и рога.

Рад твоему визиту, даян, сказал человек. Прости за некоторые неудобства. Если захочешь пить или есть, просто скажи, тебе всё подадут. Человек встал, обошёл стол и пожал руку самому себе – так, как если бы пожимал её другому. Меня называют Лидером, добавил он, и у меня, как у тебя, нет другого имени. Поэтому, я надеюсь, нам удастся поговорить на равных.

13. Тайна

За Великаном равнина как будто изменилась. То, что было серым, побелело и посветлело, а воздух казался более чистым и прозрачным.

«Граница наступает, – сказал Проводник. – Она движется на юг. Местные постепенно отходят, бросают старые поселения, перебираются в новые. Старые становятся схронами, где они ночуют весной и летом».

«Почему стало светлее?» – спросил Шимон.

«Стекло меняет воздух. Свет иначе преломляется. Я не могу объяснить это по-научному».

Свет вселял надежду. Идти стало заметно легче, хотя это можно было объяснить ещё и изрядно уменьшившимися рюкзаками с припасами. Спина Бабы уже не казалась такой унылой, наоборот, её мерное покачивание задавало ритм, облегчавший движение.

Лагерь мы разбили за час до границы. Впрочем, Проводник сказал, что мы её не почувствуем – сейчас зима везде, и перед ней, и за ней. Граница – это линия, за которой лета не бывает вовсе, только зима. Она накатывает волнами, выплескиваясь из-за границы и обращая в Стекло животных, не успевших вовремя уйти. Возвращаясь, она отхватывает ещё кусок территории – если речь о нескольких сантиметрах в день, то за сезон она может сдвинуться на четыре-пять метров. Мы регулярно встречали стеклянных животных – зайцев, леммингов, песцов, иногда видели прозрачных птиц, перелетевших через невидимую границу и Стеклом рухнувших вниз.