Стена

И зналъ, что говоритъ это такъ только, для успокоенiя, и что «поглядть» не придется. Теперь уже было ясно, что инженеры - разъ они думаютъ раздлать подъ дачный поселокъ и поставить полустанокъ - много выберутъ съ этого мста.

…Не надо было по суду искать!

Да, не надо было искать по закладной съ Тавруева. Не надо было искать.

А сговориться бы съ хлюстомъ этимъ, ну, накинуть ему тысченки три-четыре въ очистку, - и - давай, наша!

Такъ было досадно, что не вышло, что проморгалъ. Швырнулъ папироску и изъ-подъ бровей поглядлъ къ ветламъ.

…Нанесло этихъ чертей!

А вдь совсмъ тепленькiй былъ Тавруевъ, вотъ бери вотъ… И процентовъ по закладной за два года не платилъ, и добавочныхъ дв тысячи получилъ въ тсную минуту, и еще тсне минута подходила… Вотъ бы и… Думалось взять съ торговъ, безъ копейки взять, а не вышло. Разв только тавруевскiе мужики пошли бы. А какiя у нихъ деньги! И банкъ-то имъ разсчиталъ такъ, что разв до первой накидки рублей въ тысячу и могли тянуться… А тутъ инженеровъ этихъ чортъ насунулъ!

- Массыю-то какую упустилъ! Прямо греби и греби…

Василiй Мартынычъ глядлъ въ залитые солнцемъ луга и поля, тянувшiеся къ чугунк - тамъ гд-то, за курящейся далью. А въ голов совсмъ слабо, но все еще прыгалъ напвъ - ухарь купе-ецъ - удалой молодецъ!

Пугачъ лниво переступалъ, съ хрустомъ прихватывая трубчатые побги, и уже путался ногой въ опустившейся до-земли вожж.

…А швыряли-то какъ! А?! Тыща! пятьсотъ! Чисто плевки имъ…

И потягаться-то съ инженерами онъ не могъ - вотъ что было досадно. А не могъ потому, что вся каменная работа на трехъ дистанцiяхъ шла въ его руки черезъ тхъ же инженеровъ. Со смысломъ тогда и намекнулъ тотъ, жигулястый:

- А ну, ну… взвсимся, го-спо-динъ Бынинъ… Кто-о потянетъ!..

И сказалъ это насмхъ, потому что былъ онъ совсмъ тощiй, какъ глиста. А Василiй Мартынычъ былъ тучный, какъ хорошiй боровъ, со всмъ двойнымъ: съ двойнымъ подбородкомъ и затылкомъ и двойнымъ животомъ.

И все-таки не потянулъ, оступился. А самое худшее было, что всю надбавку инженеры выберутъ съ него же.

Тутъ же, посл торговъ, и закинулъ важный тотъ, съ палочкой:

- Та-акъ… Вкатилъ ты насъ на красненькую… Бынинъ!..

Василiй Мартынычъ рванулъ Пугача, шмякнулъ сверкнувшими бляхами въ лоснящiеся бока, и закрутилась позади, и потянула на зеленя взбитая копытами, не прохваченная донизу дождемъ, пыль, и забились солнечные брызги въ лакированныхъ спицахъ шарабанчика. А вожжи били и били въ темнющiе бока; и вялъ по втерку застрявшiй въ удилахъ пучокъ прихваченной травки. Завертываясь, наплывали черныя гряды клубничника съ живой земляникой платковъ, съ завивающейся вокругъ двичьей псней.

Смотрли на бшеный гонъ цвтные ряды изъ-подъ руки, и летлъ вдогонку бойкiй окрикъ:

- Пу-у-зо потеря-алъ!..

- Дать вамъ пузо!..

Билъ съ вывертомъ ребрами бляхъ вытянувшагося въ струну, набирающаго бросками Пугача, и сдуло втромъ закипвшую горечь. И повторяли остатки ночного хмля прыгающiй напвъ.

…Плевать! На тюрьм отыграюсь… на ломк возьму!

- Э-эй, наддай!..

Крикнулъ и выругался въ лихомъ гон.

Холодкомъ пахн'yло съ широкихъ прудовъ, изъ-подъ уснувшихъ на солнц ветелъ. Загремло по гнилой плотин глухой дробью - то-по-то… то-по-то…

…Ффу… - передохнулъ Василiй Мартынычъ и рванкомъ осадилъ Пугача на заднiя ноги.

Постукивало въ виски, прiятно кружилась голова, и щекоталъ ноздри подсмоленый прудовой воздухъ.

…У-у-харь ку-пе-ецъ… у-ухарь…

- Эй, выше подберись… ты!

Вытиралъ шею цвтнымъ футляромъ и смотрлъ, посмиваясь. Но не на пруды, уже тронутые по берегамъ желтоватой крупкой, а въ рзнувшее по глазамъ сочное пятно.

- А-а, безстыжая! Ножищи-то выстаила… Экъ, подпорки-то!

Задороно выкрикивалъ и смялся, тяжело отдуваясь отъ накатившаго удушья.

У края плотины, на берегу, голоногая рослая двка-пололка - по блой узорчатой рубах и красному платку призналъ Василiй Мартынычъ - полоскала кумачевую рубаху; трепала ее въ вод, покачивая боками.

Онъ смотрлъ на два живыхъ пятна въ солнц, на голыя ноги, и поигрывало въ немъ хмльнымъ задоромъ вчерашней ночи.

- Ухи-то развсь… ты!

- А?..

Она лниво выпрямилась, вытягивая изъ воды красный сочащiйся жгутъ, и смотрла, разведя руки и ничего не видя отъ солнца.

- Эка, бочища-то у тебя… слоны! Рожала ужъ, чай?!

И заколыхалася на шарабанчик.

- Ну те-олка!

Оглянулся - нтъ никого, и крикнулъ напристойное. И то, что не было никого, только одна пестро одтая и голоногая двка, и сказанная имъ непристойность еще больше распалили его.

…Архитектора бы сюда… смотри, на!..

Онъ вспомнилъ вертлявую Фирку, какъ она выплясывала на ковр, и какъ онъ отмахнулся вчера отъ искушенiя.

- Эй, платокъ куплю!

- Ну тя, охальникъ!

Она шлепнула по вод и принялась полоскать. А Василiй Мартынычъ хотлъ, было, слзть, сказать словцо-другое, - бывало дло! - но опять отмахнулся - не время.

Поглядлъ къ усадьб, рванулъ пугача, и раскатился по щебню резиновый ходъ мягкимъ шорохомъ и пошелъ въ гору, все въ гору, мимо старыхъ акацiй, уже выкинувшихъ желтую бахромку.

II.

- А, чо…

Качнулся и чуть-чуть не выкинулся изъ шарабанчика.