— Какие громкие слова, — морщится он, даже не пытаясь оправдаться. Увы, маски сорваны, притворяться уже слишком поздно. — Быстро же ты забыла о том, кто помог тебе советом и поддержкой в минуту отчаяния.
— Вы не ради меня старались, просто использовали меня для своих личных целей! — в моем голосе против воли звенит обида.
— Одно не исключает другого.
— Для меня это разные вещи.
Отхожу к дальней стене. Не потому, что боюсь, скорее, мне просто противно стоять так близко к киссаэру.
— Не пришла, потому что не хотела, — надеюсь, это не звучит как оправдание. — Я устала от недомолвок и лжи, от ненависти и злобы. Больше не хочу играть в вашу игру. Вы одержимы.
— Разве что справедливостью, — отмахивается он. — Из-за нехватки магии твоя семья годами прозябала в нищете, подруга мучилась от болезни, которую тут смогли вылечить в считанные дни, мы ютимся на крохотном клочке земли между горами и океаном, а ты смеешь осуждать меня за попытку что-то изменить?
— Вы отлично понимаете, о чем я говорю.
— А ты понимаешь? Легко осуждать других, попробуй сделать лучше. Нет, ты предпочитаешь спрятаться за спиной владыки, хочешь сохранить руки чистыми. Интересно, каково это, пировать, зная, что кто-то умирает от голода? Ах, Лиан, я так надеялся, что ты сохранишь верность своему народу.
— Сохранила, но не так, как вы хотели бы. Это стало невозможно после того, что я прочла в летописях и увидела на руинах древних городов.
Риан вздрагивает, по лицу его пробегает облачко злого смятения: он без сомнения, догадывается, что стоит за моими словами. И понимает, что
— Вот, значит, как? — тянет он задумчиво. — Хочешь отступить, сохранив этот уютный мир для себя одной?
— Боги, да опомнитесь наконец! Его нельзя отобрать силой. Как отнять знания, навыки, магию в конце концов? — делаю шаг вперед, наступая на Риана. — Падение Стены ничего не изменит! Драконы скорее умрут, чем станут служить нам.
— Ну и пусть погибнут все до единого, — он пожимает плечами. — В этом будет больше справедливости, чем во всех жалких подачках за последние пятьсот лет. Знания… они останутся: в книгах и словах, руках умелых мастеров, памяти лекарей. Справимся, как-то же справлялись эти годы. И построим собственный мир на обломках прошлого.
— Безумие… — вздыхаю безнадежно, понимая, что Риан не говорит, а читает очередную проповедь. Абсурдную и оторванную от действительности, как принято у киссаэров. — Нам не выжить без ардере.
— Ты этого не знаешь наверняка.
— Уничтожите их — и будет поздно раскаиваться.
— Ты многого еще не знаешь.
— Так просвятите! Что еще вы скрываете? О чем молчите?
— Ты же сунула свой любопытный нос в историю, — усмехается он, — вспомни сама. Нет нужды убивать
— Мятежники? — У меня по спине пробегает холодок. Восстание Королей? Что ж, вполне возможно, но… — Это ничего не изменит. Вы же хотите свободы, а в итоге просто смените хозяев.
— Предоставь это мне. Я уже говорил прежде и повторю: не ты принимаешь это решение, не тебе и отвечать за последствия.
— В бездну такие советы! Я вам не верю.
— А драконам поверила? Своему ардере? Побежала за ним, как дрессированная собачонка, тряпки их нацепила, думаешь, это сделало тебя равной им? Несущей пламя, крылатой, имеющей второй лик? — он брезгливо поддевает край моего плаща кончиками пальцев, комкает ткань в ладони, а потом с силой срывает с моих плеч. Шерстяное полотно, не выдержав яростного напора, с треском лопается, оставив некрасивые дыры на платье. — Ты та, кем родилась: жалкий, хрупкий, короткоживущий человек. Как бы тебе не хотелось отказаться от своей сути.
— Не от неё, — отскакиваю назад, с трудом беру себя в руки, кажется, еще чуть-чуть — и киссаэр разорвет не кусок ткани, а меня саму. — Только от ваших планов.
— Много ты понимаешь, — презрительно кидает он. — Умрут слабейшие, зато оставшиеся возьмут этот мир в руки, будто спелое яблоко, готовое сорваться с ветки. Не мни себя способной вершить чужие судьбы. Драконы видят в тебе лишь инструмент для получения потомства. Если спустя пять лет тебя не выкинут, променяв на вечную красавицу-байниан, то только из жалости. Оставят, как прислугу, позволят заниматься детьми, да и то, пока они не встанут на крыло. Неужели ты думаешь, что сможешь удержать в своей постели алти-ардере? Чем? Что у тебя есть, кроме щуплого тела и смазливой мордашки? — он отступает, переводит дыхание, продолжает холодно и отстраненно: — Однажды ты поймешь, что он уже не смотрит на тебя с прежним обожанием и восторгом, что уже насытился твоей невинностью и доверчивостью. Ему захочется большего — понимания, союзничества, единения или новой, обжигающей страсти. Ты не сможешь разделить с ним небо, станешь его якорем, камнем, тянущем к земле. А потом обнаружишь в его постели другую.
Слова Риана бьют больнее плети, сдирают кожу. Закрываю уши, чтобы не слушать речь, пропитанную змеиным ядом.