— Да-да. Именно так. Удовлетворив свою похоть, алти-ардере оставил девушку одну, бросив напоследок, чтобы вела себя покорно и молилась Праматери о скорейшем зачатии наследника. А она, не вынеся позора и отвращения к самой себе, шагнула в пропасть из окна собственной комнаты. Разумеется, утаить подобное было немыслимо. Люди, возмущенные самоуправством ардере, требовали мести. Его жизнь в обмен за десятки жизней. Владыка рассмеялся им в лицо и погнал прочь, но люди не отступили. Начались волнения, первые столкновения, пролилась кровь.
Драконы не ожидали такого напора, потому разъяренная толпа смогла добраться до виновника трагедии и попросту разорвала его на части. Остальные ардере наивно надеялись, что его смерть остудит горячие головы, но люди, почувствовав их слабость и неуверенность, только усилили натиск.
Ты знаешь, что сделали драконы? Они отступили. Забились в норы, будто крысы, чтобы через небольшое время вернуться на свободные земли, неся огонь и смерть. Сотни сожженых заживо мужчин, сотни изнасилованных женщин — вот, что ардере дали нашему миру.
Дыхание перехватывает. Нет. Нет. Замолчи! Но Риан продолжает безжалостно:
— Как думаешь, кем были первые люди, оказавшиеся за Стеной? Пленниками, захваченными не на поле боя, в а собственных домах, оторванными от своих близких, а зачастую — единственными выжившими из десятков сородичей.
— Я знаю о том, сколько несчастных погибло. С обеих сторон, — с трудом стряхиваю с себя оцепенение. — Это трагедия, но разве в ней виновен кто-то один? Люди могли остановиться, совершив месть, но ведь не стали.
— Они защищали свою честь.
— И почему я должна вам верить? Ни к югу, ни к северу от Стены никто и никогда не рассказывал этой истории.
— Потому что договор запретил, — снисходительно поясняет киссаэр. — Одним из условий, поставленных ардере, являлось вычеркивание из истории всех упоминаний тех позорных событий. О них запрещалось говорить, записи по обе стороны Стены оказались изъяты и уничтожены. Старейшины людей, подписавшие соглашение, и главы сильнейших родов поклялись молчать, за всеми прочими же присматривали киссаэры. Да-да, девочка, наш орден был создан из тех, кто был связан клятвой молчания, как подражание ордену лхасси, но не для связи с богами или молитв, а для того, чтобы поддерживать удобные для ардере легенды. Прошло всего три поколения, тех, кто видел всё своими глазами и помнил правду, не стало, а остальным и узнать было не у кого. — Он смотрит мне в глаза и интересуется вкрадчиво: — Дорнан не сказал, правда ведь? Наверное, произнес что-то вроде «никто не помнит, с чего началась война». Хотя сам отлично знает: его дед повинен во всех этих смертях, его отец — в замалчивании правды. А он сам… Как думаешь, это единственная маленькая ложь или одна из многих?
Холодно. Боги, как же холодно внутри! Сердце словно превращается в кусок льда — и я не могу с этим ничего сделать, лишь сжимаю ржавую ручку до судороги в пальцах. Дорнан, как же так? Почему не сказал? Боялся? Стыдился истории своего рода?
Меня разбирает нервный смех. Хороша пара: двое трусливых лжецов. Да нам просто суждено быть рядом, бесконечно скрываясь от теней прошлого. Встряхиваю головой, отгоняя наваждение:
— Я не желаю говорить об этом. Ничего уже не исправить. Мертвых не вернуть, а живые должны жить. Кто-то должен остановиться первым, отказавшись от мести. И Дорнан не его отец, не его дед или прадед. У него свой путь, свои ошибки и свои победы. Уходите. Забудьте о нас.
Делаю шаг, распахиваю дверь. В лицо ударяет свежий, пропитанный влагой воздух.
— Прощайте, Риан. Да будут Прародители милостивы к вам.
И уже заношу ногу над порогом, когда в спину бьет холодное:
— Еще одну минуту, Лиан.
Киссаэр поднимается, вытирает ладони о серое одеяние, губы его растягиваются в жестокой, издевательской улыбке:
— Что ж, боги знают, что я не хотел этого, но ты меня вынудила. Видимо, просто забыла, что в моих силах наказать тебя за ослушание. Не хочешь прислушаться к сердцу, не слушай, не желаешь брать на себя ответственность за людей, не бери. Я уйду за Стену и более никогда не потревожу тебя. Но вот твоя семья… Как думаешь, долго они протянут в своем холодном доме на бесплодной земле без поддержки киссаэров, без магии ардере?
— Что? — я застываю на пороге.
— Если не покоришься мне, я прослежу, чтобы их крах был не слишком быстрым, — с наслаждением тянет Риан. — Чтобы они сполна прониклись бедой и смертью. Конечно, все не так просто, и, если они одни во всей деревне будут терпеть лишения, это покажется странным. Но меня это не остановит. Если надо будет разорить десяток семей, сотню, три сотни, всю деревню или даже несколько городов, значит, так тому и быть. Магии всегда мало, в моей власти распределить её, наградив одних и позабыв о других.
— Вы не посмеете!