Я уже не могу вспомнить, как и когда мы с ней познакомились!
С настоящей, не клонированной... Помню, что... Нет... Это была, кажется, не Тина... Или мы с ней до сих пор не знакомы?
Придавила-таки меня ваша Тина!
Неделя, проведенная с нею в Хургаде (с настоящей!) во многом определила стиль наших дальнейших отношений. Я принимал, казалось, самые непререкаемые и выверенные для себя решения, которые одним её словом, если я, как ей казалось, был неправ, разбивались на мелкие осколки, просто рассыпались в пух и прах, в пыль...
Мои твёрдые непререкаемые решения.
- Я знаю ваш язык лучше вас!
Как ты это можешь знать? На каком арифмометре ты это вычислила?
- Вам должно быть стыдно!
Хо! С чего бы?!
- И так знаю, что пишу даже на нём стихи!
Да мало ли!
- И неплохие!
...вместо свечек у икон - лёд.
Как в кино застыл немой кадр.
Местный нищий обещал код.
По которому дают ад.
И у меня вываливаются из головы все слова, припасённые для противления Тине: как так изысканно-филигранно можно подметить, что только нищие держат при себе этот код для ада! Хочется просто ором орать! Все другие давно раскодированы - на них жалко смотреть! Они никогда не попадут в этот ад, где священной милостью Неба собираются эти нищие...
Духом!..
Хотя ей ори, не ори - всё по хрени собачьей! (Тина, кстати сказать, не выносит ора!).
Вот этот-то ад и служит этим нищим раем. Без всяких там змей, без яблок раздора, без... Рай нищеты духа!.. Радость этого рая - как молитва! Нет ничего слаще!.. Это и есть Евангелие Неба, не искажённое никакими фарисеями-книжниками, никакими писцами и переписчиками...
Тина уже тыкала меня носом в мой ор:
- Орёт, милый мой, тот, кого никто не слышит.
Да, - Евангелие! Ты - растворяешься в теле Вселенной, рассыпаешься золотым песком звёзд, которых там больше, чем песчинок на всей земле - факт неоспоримый: больше! Вот и рассыпаешься... Сеешь себя и сеешься... Теряясь... И роняя...
«...и находятся такие, кто поднимает копеечку и бежит следом: ‟Вы обронили»...
- ‟Я не обронила... Я посеяла»».
И нет в твоей жизни ничего слаще!
Ясно же - что посеешь...
Как только я это понимаю, я тотчас признаю: ты, Ти, - знаешь лучше! И никакие арифмометры меня не спасают. Карта бита!
Я хотел бы поспорить с Тиной на её родном языке...
Нам удаётся выехать из Хургады только часам к одиннадцати...
- Давай я поведу, - настаиваю я, - пусти...
- Пусти, - Тина не отдает мне ключи. - Лучше поставь провода на место.
Будто проводки зажигания можно поставить. А что там ставить - раз-два и готово. Желтый с синим... Красный к зелёному... Это же конструктор для детей школьного возраста.
Нам удаётся выехать до рассвета.
Куда теперь?!
- Тебе понравится, - уверяет Тина.
Наверное! Но пока мне от её уверений ни холодно ни жарко. И вообще я чувствую в себе какое-то внутреннее недовольство собой. В чём дело? Тина, конечно же, здесь ни при чём. Хотя я легко мог свалить на неё свой утренний пессимизм. Вот она - руку протяни... Мне не нравится и то, как она рвёт машину с ходу, как тормозит, когда вдруг на пути встречается камень, или как катится с крутой горы на второй или третьей, когда можно было бы с успехом ехать и на нейтралке. Да мало ли что ещё мне в ней не нравится!
Солнце еще не взошло.
А что нравится?
Ведь достаточно какой-нибудь неполадки в двигателе и - привет! В этой гиблой пустыне! Хотя вроде бы и светает...
- Да, - говорит Тина, - вчера вечером, когда ты купался, звонил Жора.
А фары уже давно можно выключить! Они, правда, высвечивают разбросанные богом на нашем пути камни... Будто мы не на земле, а на Марсе...
- Он меня не узнал.
Не буду же я звонить Жоре ночью! Если тут у нас солнце ещё не взошло, то там и подавно! И как бы, думаю я, он мог тебя узнать, если слышал всего два-три раза? Или вы совсем не знакомы?
- Что там? - спрашиваю я, чтобы что-то спросить.
Тина и не думает отвечать!
- Он назвал меня Юлькой! Хм!..
Просто диву даёшься, как устроен мир этих людей! Вот они строили- строили свою Вавилонскую башню... Чтобы ухватить бога за бороду. Затем: бац - развалили! Зиккураты им тоже не приглянулись, перешли к пирамидам... Таскали-таскали эти каменные каменья, складывали одна на другую эти глыбы, выскребая до блеска бока, точнёхонько подгоняя одну к другой...
Настроили...
До сих пор мозолят глаза... Стоят развалины... Никому не нужны!
Ротозеи, правда, пялят зенки, учёные спорят, строят гипотезы... Кормятся за их счёт...
Во народ-то!
Как, как, спрашиваю я себя, они умудрялись поднимать на такую высоту-высотище эти каменные каменья? Как?!
Так и Тинка ещё молчит!
- Смотри, какое небо! - восторгается она.
Да, красиво: черный излом горизонта... малиновое небо... Красиво...
- Да.
Её совершенно не волнует это моё горластое «Как?!».
Строили-строили...
Чтобы умилостивить и усластить своего Бога?
- Он, мне кажется, был в стельку пьян, - говорит Тина, приоткрывая окно.