– Наврать, – уныло закончил за меня Барак. – Да, вы правы. Я представил все как несчастный случай в конторе: якобы проделывал ножом дырку в стопке бумаг, чтобы пропустить веревку и привязать бирку, а рука соскользнула. Тамми так горячо мне сочувствовала, и мне было от этого только хуже. Знаете, когда придет Ник, нам надо собраться вместе и согласовать между собой подробности истории. На следующей неделе вы встретитесь с Тамазин на дне рождения Джорджа. Пожалуйста, приходите!
– Да, мы непременно все согласуем. – Я на секунду закрыл глаза. – Еще раз извини.
– Ничего страшного. – Помощник бросил на меня пронзительный взгляд. – Я только хотел бы знать, что происходит.
Я покачал головой:
– Нет уж, безопаснее этого не знать. Как твоя рука?
– Чертовски болит. Но приходится притворяться ради Тамазин, потому я и пришел на работу. Ничего, заживет.
– Что-нибудь слышно от Николаса? Он сильно ранен?
– Задеты только мягкие ткани, – без всякого сочувствия ответил Барак. – Если он не явится, я отправлюсь к нему и заставлю парня выйти на работу. Кстати, вам записка от казначея Роуленда. Он хочет вас видеть сегодня утром. До десяти, а то в десять у него назначена встреча.
– Сейчас пойду. – Я встал. – Боже, надеюсь, он не отправит меня в качестве представителя Линкольнс-Инн на очередную казнь.
Роуленд опять сидел за столом и что-то писал. Он поднял голову, и на его худом лице застыло холодное выражение. Точно такое же выражение было у казначея, когда я докладывал ему о сожжении Энн Аскью и он похвалил меня за то, что я сумел сделать так, что мое присутствие заметили влиятельные персоны. Конечно, я не сказал ему, как Рич посмотрел на меня. Волосы Роуленда были уже совсем седыми, да и длинная борода побелела. Я невольно подумал, что ему, как и прежнему хозяину Мартина Броккета, пора бы уже уйти на покой. Но я видел, что этот человек из тех, кто имеет вкус к власти, так что он, вероятно, так и умрет за своим столом.
– Сержант Шардлейк, – сказал Роуленд, – присаживайтесь. – И постучал костлявыми, измазанными в чернилах пальцами по какой-то бумаге у себя на столе. – Полагаю, вы неплохо знали брата Билкнэпа?
«Ага, имел не одну стычку с ним», – подумал я, но вслух ответил:
– Да, в самом деле знал.
– Я тут составлял записку о его похоронах, чтобы ознакомить всех в инне. Погребением приходится заниматься мне, потому что семьи у Билкнэпа нет. Похороны состоятся в субботу, двадцать четвертого числа, в нашей часовне. Не думаю, что придет много народу.
– Мне тоже так кажется.
Сам-то я решил, что определенно не пойду туда, учитывая, как злобно усопший вел себя со мной на смертном одре.
– Только представьте, – продолжил Роуленд. – Билкнэп оставил огромную сумму денег, чтобы построить себе мавзолей у нашей часовни. Со своим мраморным изображением, позолоченным и разукрашенным: это надо же было вообще такое придумать! Он заплатил инну кучу денег за разрешение. И вдобавок нанял архитектора.
– Да, Билкнэп говорил мне об этом. Я виделся с ним в день его смерти.
Казначей приподнял брови:
– Пресвятая Мария, вот как?
– Он попросил меня зайти к нему.
– Неужто решил напоследок покаяться в грехах? – Мой собеседник прищурил глаза в злобном любопытстве.
– Нет, – вздохнул я, – ничего подобного.
– Вы помните, ходили слухи, будто Стивен держал у себя под кроватью огромный сундук с золотом? Что ж, моей обязанностью было прояснить этот вопрос. У него и в самом деле имелся сундук, и в нем несколько сотен соверенов. Но не дома – у Билкнэпа хватило здравого смысла отдать его на хранение одному золотых дел мастеру. По словам этого человека, Билкнэп имел обыкновение вечером к нему заходить и сидеть у этого сундука.
– Он всегда был со странностями.
– Там определенно хватало средств, чтобы оплатить возведение мавзолея. Однако многие старшины нашей корпорации воспротивились. Во-первых, репутация у Билкнэпа всегда была так себе, а во-вторых, мавзолей совершенно не соответствует стилю часовни. В общем, они категорически возражали против подобной постройки. Я так и предполагал, когда договаривался с Билкнэпом. Словом, он вполне может лежать под мраморной плитой в часовне как благоразумный человек. – При этих словах на лице Роуленда появилась циничная улыбка, полная усталости от жизни, но в то же время и жестоко-самодовольная: он гордился тем, что перехитрил умирающего.
Я подумал, что Билкнэп никогда не понимал, насколько плохо к нему относятся коллеги. Да и во многих других отношениях он был тоже слеп.
– Но если так написано в его завещании… – начал я.
Роуленд развел руками, зашуршав своей черной шелковой мантией:
– Если старшины не согласны, волю покойного исполнить невозможно.
– А кто душеприказчик?
– Сэр Ричард Рич.
Я жестко посмотрел на казначея.
– Это старое завещание, – продолжал он. – Я знаю, что Билкнэп не вел дела Рича больше года. Тот прекратил пользоваться его услугами с тех пор, как Стивен стал неважно себя чувствовать.
Я подумал, уж не потому ли Билкнэп внезапно начал подлизываться ко мне, что надеялся получить таким образом какую-нибудь работу? Роуленд наклонил голову: