– Друзья. Они сказали мне, что приходил некий заслуживающий доверия человек по имени Уильям Сесил и объяснил, что якобы сотрудничать с вами абсолютно безопасно. Сесил пытается выследить троих друзей Грининга, которые тоже пропали. А еще исчез его подмастерье.
Я внимательнее присмотрелся к Милдмору. Тот отводил глаза, избегая встречаться со мной взглядом. Мне подумалось, что, если ему известно все это, он должен быть связан с радикалами. Внезапно молодой человек прямо спросил:
– Сэр, зачем вы вчера приходили в Тауэр?
Чуть подумав, я сказал:
– Я отвечу. Но сначала позвольте заверить вас, что ваши друзья говорили правду. Я не работаю на какого-нибудь врага реформизма.
Тюремщик пристально взглянул на меня:
– Надо полагать, существует связь между смертью Грининга и… Тауэром?
– Скорее, он был как-то связан с Энн Аскью. По ходу дела всплыло ее имя.
Разумеется, я не мог упомянуть предсмертные слова Элиаса: ведь Милдмор даже не знал о гибели подмастерья.
На лбу у молодого тюремщика выступила бусинка пота. Он проговорил, обращаясь не только ко мне, но и к себе самому:
– Значит, я должен вам довериться. Не могу понять, почему они не пришли за мной. – Он сделал паузу и добавил: – Уж убийцы бы точно меня не пожалели. Если бы разнюхали про книгу.
От этих его слов я остолбенел, вцепившись в подлокотники кресла и стараясь не выдать своих чувств. Надеясь, что мой тон по-прежнему звучит непринужденно, я спросил:
– Вы знали мастера Грининга?
Милдмор сцепил свои тощие руки.
– Да. Я был на нескольких встречах у него в типографии. Вместе с теми, другими людьми. – Он глубоко вздохнул, а потом дрожащим голосом сказал: – То, что я сделал в Тауэре для Энн Аскью, было совершено из жалости и по велению совести. Но к вам я пришел из страха. – Он потупился.
– Я полагаю, вы пришли сообщить мне что-то важное, любезнейший Милдмор. Не торопитесь, я вижу, что вы волнуетесь. Позвольте, я предупрежу своих сотрудников, чтобы нас не беспокоили.
Я встал, и мой посетитель кивнул. Теперь он действительно немного успокоился, как это бывает, когда человек решился раскрыть некую важную тайну. Я вышел в контору. Николаса так до сих пор и не было. Я подошел к столу Барака и быстро написал записку лорду Парру, сообщив, что Милдмор у меня в конторе, и попросив прислать нескольких человек, чтобы хоть он, по крайней мере, не убежал. Джек озадаченно посмотрел на меня, но я приложил палец к губам и прошептал:
– Можешь доставить срочное сообщение в Уайтхолл? Лично лорд-камергеру королевы.
– А меня пустят туда? – засомневался мой помощник.
– Скажи, что я работаю в Ученом совете королевы по неотложному делу для лорда Парра. Надо действовать как можно скорее. – Я запечатал записку и протянул ее Джеку.
Он покосился на меня, но встал и поспешил прочь, бесшумно закрыв за собой дверь. Велев Скелли говорить всем посетителям, что меня нет, я вернулся к Милдмору. Я блефовал, воспользовавшись тем, что мое появление в Тауэре явно заставило парня поверить – как вы понимаете, совершенно ошибочно, – что я иду по следу, который привел к нему. Опять приходилось обманывать человека, но, как и со многими другими за всю прошлую неделю, у меня попросту не оставалось выбора. И в конце концов, дело касалось двойного убийства.
Тюремщик сгорбился в кресле, уставившись невидящим взглядом в окно на проходящих мимо адвокатов. Я сел за стол и сказал:
– Ну, теперь у нас времени сколько угодно.
Я улыбнулся, а мой собеседник вяло кивнул. Я решил начать с простых вопросов:
– Как вас зовут?
– Томас, сэр.
– И давно вы работаете в Тауэре, Томас?
– Два года. До этого мой отец был там тюремщиком. Он-то и устроил меня в Тауэр. Сначала я служил во внешней охране, а когда в прошлом году отец умер, мне предложили занять его место. – Посетитель прямо посмотрел на меня и с чувством заявил: – Но мне не нравится эта работа, особенно с тех пор, как я обрел Бога и вступил на путь спасения. А в этом году аресты столь многих несчастных агнцев Божьих ввергли меня в великую панику.
Значит, этот человек стал тюремщиком в прошлом году. Вероятно, занятие сразу не пришлось ему по душе, но найти другую работу было трудно, а это место защищало его от призыва на войну. Поначалу в Тауэре ему было спокойно. Влиятельные люди королевства сосредоточились на победе в войне с Францией, и борьба между спорящими религиозными фракциями временно отошла в сторону. Но весной все началось снова.
– Меня мучили угрызения совести, сэр. – Милдмор говорил шепотом, но так, будто я был его единомышленником, – очевидно, принимал меня за такого же реформатора, как и он сам. Наверное, так ему сказал Сесил. – Это благодаря нашей церкви, нашему викарию я увидел, что единственный путь к спасению лежит через Христа, а единственный путь к Нему – через Библию. – Он продолжил чуть громче: – Я засомневался относительно пресуществления во время святой мессы. – Теперь он посмотрел на меня с тревогой.
Я ничего не сказал, но сочувственно кивнул.