Стенание

Мой собеседник набрал в грудь побольше воздуха и тихим, ровным тоном, не глядя на меня, рассказал следующую часть своей истории. Иногда его голос прерывался, и мне приходилось наклоняться, чтобы лучше слышать его слова.

Глава 25

– Это случилось двадцать девятого июня, во вторник, – говорил Томас. – Меньше месяца назад, а кажется, что с тех пор прошел уже год. Накануне Энн Аскью и те трое мужчин были приговорены в ратуше к смерти за ересь, и все только об этом и говорили. Мы ожидали, что до казни их будут держать в Ньюгейтской тюрьме. В то утро я дежурил в Тауэре, проверяя заключенных в темницах и доставляя завтраки тем, кому это полагалось. Потом я пошел доложить обстановку мастеру Ховитсону – вы виделись с ним вчера.

– Да, я помню, – кивнул я.

– Пока я стоял у его стола, снаружи послышались шаги: спускалось несколько человек. Входная дверь открылась, и вошел мастер Арденгаст, старший стражник, а с ним еще двое стражников, которые ввели молодую женщину. На ней было красивое синее платье, но, к моему удивлению, на голову ей надели мешок, грязный мешок, так что лица видно не было. Она тяжело дышала, бедняжка, и была очень напугана. Было отвратительно видеть, что так обращаются с дамой. Следом появились еще двое, и они втащили большой сундук. Потом мастер Арденгаст сказал Ховитсону и мне, что эта узница будет содержаться здесь и никто из других заключенных не должен знать о ее присутствии. Объяснил, что мы должны отдежурить по две смены, чтобы как можно меньше людей были в курсе. – Голос Милдмора стих почти до шепота. – Вы, наверное, думаете, что в подобных случаях надо протестовать, но в таком месте привыкаешь к самому плохому. А я слабый, грешный человек. Я лишь ответил: «Да, сэр». Женщину увели, чтобы запереть в камере – это место называется «особая камера»; она обставлена лучше, чем прочие, и предназначена для заключенных благородного происхождения. Но находится рядом с помещением, где стоит дыба и держат прочие орудия пыток. – Он взглянул на меня. – Я видел их.

«Я тоже», – подумал я, но вслух ничего не сказал.

– После этого все они ушли, а мы с Ховитсоном остались вдвоем, – продолжил тюремщик. – Я стал было спрашивать, кто эта женщина, но он ответил, что нам не стоит говорить об этом. И я приступил к выполнению своих повседневных обязанностей. Потом, часа через два, вернулся мастер Арденгаст. С ним пришли лейтенант Тауэра сэр Энтони Кневет и еще двое, в изысканных шелковых мантиях, украшенных драгоценностями шапках и с золотыми цепями, которые свидетельствуют о высоком статусе. Одного из них я тогда еще не знал – такой худой, с красным лицом и маленькой рыжей бородкой клинышком. А второго сразу узнал, потому что видел его в Тауэре раньше, – это был сэр Ричард Рич, королевский советник.

Я напряженно смотрел на Милдмора. Итак, Рич… А другой посетитель – это, судя по описанию, лорд-канцлер Ризли, который на сожжении беспокоился, что при взрыве пороха на шее жертв горящий хворост полетит в членов Совета. Их сопровождал Кневет, который плохо ладил с Уолсингемом. Значит, Ричард Рич, как я и предполагал, был глубоко замешан в этом деле. Томас посмотрел на меня испуганными глазами:

– Продолжать, сэр?

Наверное, он боялся, что при упоминании этих имен я могу попросить его замолчать, не желая впутываться в историю дальше. Но я кивнул:

– Да, пожалуйста, продолжайте.

– Они ничего не сказали мне и Ховитсону, хотя Рич нахмурился, когда увидел, что я его узнал. Они прошли мимо и вошли в дверь камеры, где держали ту женщину.

– И вы к тому времени так и не догадались, кто она?

– Нет. – В голосе молодого человека вдруг послышалась злоба. – Но я знал, что закон не дозволяет пытать кого-либо после вынесения приговора.

– Да, это и впрямь запрещено.

Милдмор провел рукой по лбу.

– Прошло три часа, прежде чем все они снова вышли. Рич и Ризли смотрели сердито, и у Рича все лицо вспотело, как будто он занимался там тяжелой работой. Сэр Энтони Кневет выглядел обеспокоенным. Помню, Рич разминал руки – у него маленькие белые ручки – и морщился, словно от боли. Они задержались у стола, и сэр Энтони грубо сказал нам: «Вы оба никогда не видели этих джентльменов, поняли? Помните, что вы присягали королю». Потом они вышли и стали подниматься по лестнице. Я слышал, как Рич сердито проговорил: «Еще час, Кневет, и я бы ее сломил».

Томас немного помолчал. Во дворе разговаривали два барристера – вероятно, вспоминали какой-то забавный случай в суде, поскольку оба смеялись. Луч солнца упал на поникшую голову Милдмора, который вскоре заговорил снова:

– В тот вечер я опять был обязан кормить заключенных. Ховитсон велел мне отнести миску похлебки той женщине. Так я впервые вошел к ней в камеру. Я постучал, на случай если она была не одета, и получил позволение войти. В камере стояли стол, стулья и кровать под красивым покрывалом. И еще сундук. Я сразу узнал Энн Аскью, поскольку дважды видел, как она проповедовала на улицах Лондона, но теперь бедняжка неуклюже сидела на полу, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги на каменных плитах.