Мой собеседник нахмурился:
– В наше время им обоим лучше бы попридержать языки. – Глубоко вздохнув, он посмотрел на меня. – Эдвард Коттерстоук не слушает никаких разумных доводов. Его жена и дети пытались отговорить его от тяжбы с сестрой. Безуспешно.
– Изабель – бездетная вдова, но даже будь у нее семья, сомневаюсь, что домочадцы смогли бы повлиять на нее. Скажите, мастер Коулсвин, а вы, случайно, не догадываетесь, почему эти двое так ненавидят друг друга?
Филипп погладил свою короткую бородку.
– Нет. Эдвард только твердит, что его сестра с детства была злобным созданием. И все же, хотя ему явно нравится ругать ее – а мы с вами оба видели, как они стоят в суде, гневно сверкая глазами друг на друга, – у меня такое чувство, что Эдвард в некотором роде побаивается Изабель. – Он немного помолчал. – Вы, кажется, удивлены?
– Только потому, что у меня самого сложилось впечатление, будто бы, напротив, это миссис Слэннинг боится брата. Как странно… Судите сами.
Теперь я был уверен в честности Коулсвина и, хотя это было явное злоупотребление доверием клиента, решил рассказать ему про ту загадочную фразу, произнесенную Изабель, – относительно каких-то страшных злодеяний, якобы совершенных Эдвардом.
Филипп внимательно выслушал и покачал головой:
– Не могу представить, что бы это значило. Мастер Коттерстоук – вполне уважаемый и законопослушный человек.
– Как и миссис Слэннинг. А вас не поразила странная формулировка в завещании их матери? Это особое упоминание о картинах.
– Да уж. Старуха как будто хотела спровоцировать ссору между детьми, посмеяться над ними из могилы. – Мой коллега поежился.
– Она, должно быть, знала об их взаимной неприязни. Возможно, не только двое в этой семье ненавидели друг друга из-за бог весть какой давней обиды, а все трое, включая и покойную миссис Коттерстоук тоже, – мрачно заключил я.
– Вполне вероятно. Но мне ничего не известно об их юности. Знаю только, что их родной отец, мастер Джонсон, который изображен на картине, умер совсем молодым. И что их мать снова вышла замуж, за Коттерстоука, которому досталось дело ее первого супруга, но и он тоже вскоре скончался, оставив все своей вдове. Других детей у нее не было, и Эдвард с Изабель взяли фамилию отчима, который официально усыновил обоих.
– Мне также известен сей факт, – ответил я. – И это свидетельствует о том, что второй муж их матери был не таким уж плохим человеком.
– Да. – Филипп снова погладил бородку. – Если бы мы только выяснили, что привело брата с сестрой к этой вражде…
– Но как? Вы заметили, что эти двое все время обвиняют друг друга, и всегда лишь в общих словах, не говоря ничего конкретного?
– Заметил, – медленно кивнул Коулсвин.
Я услышал, как часы в инне пробили двенадцать:
– Прошу прощения, брат, но у меня запланирована встреча. Однако я рад, что вы зашли. Давайте каждый из нас подумает, что мы можем сделать в сложившейся ситуации. – Я встал и протянул гостю руку.
Тот пожал ее:
– Спасибо, что поговорили со мной. Сколько юристов с радостью перевели бы это дело в Канцлерский суд ради личной выгоды!
«Билкнэп бы абсолютно точно так поступил, – подумал я, – разве что у него не хватило бы терпения сносить придирки и язвительные замечания Изабель. Стивен неизменно предпочитал всякие сомнительные земельные сделки, где все, так сказать, совершалось во мраке».
Филипп застенчиво улыбнулся:
– Чтобы закрепить наше согласие, может быть, вы окажете мне честь отужинать со мной и моей женой? Скажем, в среду?
Я заколебался. Правила запрещают барристерам противостоящих сторон обсуждать своих клиентов у них за спиной, но не запрещают вместе ужинать. Иначе что бы осталось от нашей светской жизни?
– С удовольствием, – согласился я. – Хотя сейчас я веду еще одно запутанное дело, которое отнимает много времени. Могу я позволить себе вольность согласиться сейчас на среду, но оставить за собой возможность отказаться в последний момент?
– Несомненно.
Я вздохнул:
– По сравнению с тем, другим моим делом спор о завещании миссис Коттерстоук кажется не стоящим выеденного яйца.
– Да он, по сути, такой и есть.
Я печально улыбнулся:
– Это правда. Но, к сожалению, не для наших клиентов.
Я проводил своего коллегу до дверей и наблюдал в окно, как его приземистая фигура удаляется к воротам. Потом мои глаза переключились на закрытые ставнями окна Билкнэпа, и я глубоко вздохнул.
Глава 13
Я пересек двор дома Стивена Билкнэпа, вспоминая его странное поведение прошлой осенью: те неожиданные попытки примирения, которые я отверг, поскольку не мог ему доверять. Я постучал в дверь, и мне открыл привратник.
– Меня попросили навестить брата Билкнэпа, – сказал я ему.
Он мрачно посмотрел на меня:
– По словам его сиделки, нынче, наверное, последний день, когда Билкнэпа можно навестить. Я провожу вас.