Стенание

— У этих царедворцев нет ни стыда ни совести, — решительно ответил я. — Но закавыка в том, что Рич ничего не знал про подоплеку жалобы миссис Слэннинг. Он понятия не имел, что Изабель не представит никаких доказательств и останется в дураках. И потом, он казался искренне обеспокоенным. — Я вздохнул. — Только лорд Парр сможет в этом разобраться. И ему нужно немедленно обо всем узнать.

— Брат королевы наверняка ему расскажет, — заметил Джек.

— Да, но не полностью.

— А какую роль играет во всем этом королевский секретарь Пейджет? — поинтересовался Николас. — Говорят, он самый близкий советник его величества.

— Да какой там советник? Всего лишь наемный служащий! А это большая разница. Он — глаза и уши короля, распорядитель, если хочешь. Насколько я понимаю, Пейджет никогда не возражает против политики короля. Слишком хорошо помнит о печальном опыте Уолси и Кромвеля. — Я криво усмехнулся. — Он мастер в интригах, а не в политике.

— Но Пейджет наверняка задумывается о том, что произойдет в будущем — когда король… ну, когда он умрет.

— Еще бы не задумывается, — согласился Барак. — Этот тип будет блюсти свои интересы и, несомненно, запрыгнет в ту партию, которая, вероятнее всего, победит.

— Пейджет такой же, как и все они, — проворчал я. — Беспокоится исключительно о своих собственных интересах. И бедолаги вроде меня для него просто пешки: они могут быть полезны в игре, но ими легко жертвуют. А теперь, Ник, принарядись немного, пока я напишу письмо.

Оставшееся до вечера время я не работал. Послав Николаса с письмом в Хэмптон-Корт, я вышел из конторы и присел на скамейку в тени под старым буком, изредка кивая проходящим коллегам. Никто, слава богу, не знал, что я во второй раз угодил в Тауэр, хотя, несомненно, это известие скоро распространится, как обычно бывает. В изнеможении я закрыл глаза и задремал, но через некоторое время услышал, как что-то упало рядом со мной на скамейку. Открыв глаза, я увидел лист — сухой и пожелтевший. Скоро осень.

Я обернулся, услышав свое имя. Ко мне бежал Скелли. Я встал. Для ответа из Хэмптон-Корта было еще рано.

— К вам пришел мастер Коулсвин, сэр, — сказал Джон, приблизившись. — Он очень взволнован.

— Сейчас буду, — вздохнул я.

— Я думал, вы больше не представляете интересы миссис Слэннинг, сэр. Полагал, ваше участие в этом деле закончено.

— Похоже, я никогда с ним не развяжусь! Это просто какое-то бесконечное дело! — с чувством ответил я.

Но я ошибался. Оно закончилось — раз и навсегда.

Глава 45

Филипп ждал меня в конторе. Он выглядел осунувшимся.

— Что случилось? — спросил я, еле дыша. — Неужели новые обвинения?..

Я даже не понял, покачал ли мой посетитель в ответ головой, или он просто весь дрожал.

— Нет, дело в другом. — Филипп с трудом сглотнул. — Эдвард Коттерстоук умер.

Я вспомнил жалкую фигуру, сегодня утром сидевшую в лодке с безысходным видом. Эдвард был уже не молод, а в последние несколько дней мир буквально перевернулся для него вверх дном.

— А что именно стряслось? — уточнил я.

Коулсвин глубоко вздохнул и зарыдал. Он поднес ко рту сжатый кулак, пытаясь взять себя в руки.

— Покончил с собой. Я отвел Эдварда домой, накормил и уложил на кровать, так как он, казалось, был при последнем издыхании. Он где-то раздобыл нож. Острый. Наверное, взял на кухне. — Мой коллега содрогнулся, и вся его приземистая фигура затряслась. — Два часа назад я зашел посмотреть, как там Коттерстоук, а он уже перерезал себе горло, от уха до уха. Должно быть, это потребовало немалой силы характера. — Он покачал головой. — Все вокруг было залито кровью, но это не самое страшное. Эдвард погубил свою бессмертную душу! Понимаю, он страшно мучился, но такой грех… — Коулсвин снова безнадежно покачал головой.

Я вспомнил, как Коттерстоук сказал в лодке, что признание в убийстве отчима принесет страшное бесчестье его семье. Похоже, он уже тогда решил, как поступить.

— Эдвард чувствовал, что заслужил смерть за свое преступление, и все равно считал себя проклятым. Он не хотел причинять страданий семье, — сказал я.

Филипп дико рассмеялся:

— Можно подумать, теперь они не будут страдать!

Я тихо ответил:

— Самоубийство — ужасное бесчестье, но не такое, как убийство. По крайней мере, родные не увидят его на виселице, а имущество не перейдет королю.

— Наверняка можно было найти какой-то другой выход, мы могли бы поговорить об этом, посоветоваться с викарием… Это безумие.

— После того, что с ним случилось, любой потеряет рассудок. Возможно, Бог учтет это.

Ответ из Хэмптон-Корта пришел, когда я уже собирался лечь спать. Его принес Мартин, лицо которого, как всегда, скрывалось за маской бесстрастия. У себя в комнате я тщательно осмотрел печать королевы, проверил, не повреждена ли она, и лишь после этого развернул послание. Оно было от лорда Парра.