Слипый явно был смущен этим напоминанием, пометил в отчете подполковник Карин. Опять, как при упоминании «отца» и «сына», глотнул слюну и сказал:
— Да, это так. Но это были не политические организации, а чисто общественные.
Перебив Слипого, Карин заметил:
— Нет, ваше экселенция, это были политические организации. Но немцы их просто разогнали. Вопрос этот для нас бесспорный, и мы не будем его дискутировать. Меня больше интересует ваша миссия в деле умиротворения бандеровцев и мельниковцев. С кем персонально вы тогда вели переговоры?
— Фамилий лиц, с которыми я вел по поручению покойного митрополита Андрея переговоры, я не помню. Они были мне незнакомы, — уклончиво ответил митрополит Слипый.
— Как же так? — переспросил Карин. — Вы вели переговоры и не знали, с кем?
Смущаясь, Слипый продолжал:
— Представьте себе. Ведь это люди такие, что трудно знать их фамилии. Простите, одного вспомнил. Случайно была произнесена фамилия Ребет. Кто он такой, какое занимал положение — не могу вам сказать, он представлял бандеровцев. Но эти переговоры ни к чему не привели, так как бандеровцы с мельниковцами не хотели мириться.
— А во время поездки за границу вы вели с кем-либо политические переговоры? — продолжал расспрашивать его Карин.
— Нет, и полномочий не имел, и ни с кем из политических фигур не встречался. За границу я ездил по поручению митрополита Андрея — на похороны епископа в Чехословакию. Моя миссия носила исключительно церковный характер.
— Вы простите, ваша экселенция, что я так подробно останавливаюсь на этих вопросах. Но мне кажется, что, поскольку вы в свое время по поручению митрополита Андрея вели переговоры, вернее, были посредником между бандеровцами и мельниковцами, то и сейчас могли бы оказать большую помощь членам делегации в осуществлении той миссии, какую они на себя взяли. Думаю, вы отдаете себе отчет в том, какое важное дело сделала бы церковь, если бы, установив контакт с Проводом ОУН* и УПА*, добилась прекращения борьбы, которую ведут они против украинского народа и Советской власти — борьбы, полезной только нашим врагам.
— Я полностью отдаю себе в этом отчет и буду содействовать тому, чтобы делегация успешно осуществила свою миссию, — обещал Слипый. — Очень сожалею, что лично я ничего для этого не могу сделать. Если потребуется мой совет, я дам его, как делегации в целом, так и каждому члену ее, как я дал им на это свое благословение после того, как они информировали меня о переговорах с генералами.
Из резиденции митрополита подполковника Карина провожал Иван Котив. Карин поинтересовался:
— Почему при выезде делегации в Москву вы не поставили меня в известность о том, что делегация намеревается выступить в Москве в качестве посредников?
Котив ответил:
— Клянусь вам Богом, что такого намерения делегация не имела и этого вопроса перед отъездом не обсуждала. Инициатива переговоров с бандеровцами исходила от генералов.
Подполковник Карин чувствовал себя обиженным. В наркомате его распекали за то, что он заранее не узнал о самом главном вопросе, который униатские священнослужители станут обсуждать в Москве. Это была ведомственная ревность. Выходило: украинские чекисты так долго разрабатывали этих священников, а важнейшее упустили. И лавры достались москвичам.
Вскоре Карин вызвал Котива в облисполком:
— Генералы, с которыми в Москве делегация вела переговоры, поручили мне осведомиться, как идет установление контактов с бандеровским Проводом ОУН* и УПА*. Есть ли что-либо конкретное? Из Москвы готов приехать специальный представитель.
Котив ответил, что, насколько ему известно, ничего конкретного еще не сделано. Костельник опасается вступать в контакт с бандеровцами:
— Власть может и его, и всех нас арестовать за связь с лесом.
Карин объяснил Котиву:
— Видимо, делегация плохо поняла генералов. Официально ставлю вас лично, а через вас и остальных членов делегации, в известность. С тех пор, как вы взяли на себя посредничество в установлении контакта с бандеровцами для ведения переговоров о прекращении борьбы с советской властью, всем вам, а также тем, кто от бандеровцев будет связываться с вами по этому вопросу, гарантируется полная неприкосновенность. Действуйте без всякой боязни.
— Хорошо, — ответил Иван Котив, — вашу официальную гарантию я принимаю к сведению. Передам всем членам делегации.
Через несколько дней Карин вновь поинтересовался, как идут дела.
— Я рад, что вы позвонили, дело находится на хорошем пути, — успокоил подполковника Котив. — Доктор Костельник просит вас в четверг в пять часов вечера прийти к нему на квартиру. Он сообщит вам подробно все, что сделано по интересующему вас вопросу.
Костельник советского чиновника, которого именовал не иначе как «господин министр», встретил радушно:
— Очень рад видеть вас у себя гостем. Вопросов, по которым я хочу говорить с вами, лучше всего касаться в домашней обстановке. Тем более, что в облисполкоме у вас нет собственного бюро, звонят телефоны, толпятся люди…