Степан Разин. Книга вторая

— Алеша! Сестрица! Заступись за меня! Алена Никитична! — в страхе перед такою невиданной казнью выкрикнул из могилы Фролка. — Матрена Петровна, спаси! — истошно заголосил он, за полу шубы схватив Минаиху, стоявшую на коленях у самого края могилы.

Женский крик всколыхнул кладбище.

— Степан Тимофеич! Голубчик! Не надо! Ведь брат он тебе! — закричала Катюша, казачка Фролки, упав на колени перед Степаном.

— Степан Тимофеич! — дрожащим голосом взмолилась Минаиха вместе с другими.

— Стенька! Что ты?! Господь с тобой! — кинулась к Разину и Алена Никитична, тряся его за руку, словно желая его разбудить.

— Батька! Батька! Батяня! Не надо! — вопил перепуганный Гришка. — Дядя Фролушка! Вылезь оттуда!.. Батяня!

— Брат ведь! Брат я тебе! — в исступлении хрипел и рычал Фролка.

— Фролову святую могилу тобой не поганить! — глухо сказал Разин. — Вылезай!

Он отвернулся и быстро пошел прочь с погоста между могил и старых казацких крестов. Он шел, глубоко проваливаясь в сугробы, наметанные между могилами. За спиною его застучал обушок. Прибивали крышку. Причитала Минаиха. Потом с холма раздались мушкетные выстрелы, и тотчас трехкратно отгрянули с берега пушки…

«Схоронили!» — подумал Степан. Он снял шапку и тут только понял, что нестерпимою болью горела на голове его рана. Эту боль он заметил лишь по тому, как стала она утихать на морозе, под ветерком…

«Все, все полетело к чертям, — думал Разин. — Еще нам помешкать недолго — и крышка!.. Волгу отрежут, прорвутся на Дон… Небось разъярились теперь, и зима воевод не удержит. Черкасские тоже им пособят. Окружат в городке да порубят в куски, как капусту… — раздумывал Разин. — Капусту нашли — донских удальцов-то рубить!.. — вдруг вскинулся он. — А ну-ка, возьми!»

Синие сумерки опускались на снег. Степан шел один. Под холмом обступила его тишина, словно там, позади, не было нескольких сот казаков и казачек. Мерно хрустел под его ногами морозный снег. По небу летела куда-то к ночлегу галочья стая. Прокаркала, и опять тишина, тишина…

И вдруг подхватила Степана неодолимая вера в себя, в свои силы, в то, что снова найдет он правильный путь.

«Али ратная хитрость покинет меня?!» — подумалось Разину.

Освобожденная от шапки голова его перестала болеть. Разин шел, подняв голову к одинокой звезде, загоревшейся в небе. Морозный воздух бодрил. Мысль атамана жадно искала выхода из неудач… Дворяне отрезали хлебный обоз Фрола Минаева. Хлеб не придет уже со Слободской Украины. А нужен — уж так-то… Ну, прямо… как хлеб!..

До сих пор в Черкасске стояли нетронутые осадные житницы — запас на три года. Снимать с них замки и печати можно было лишь по решенью общего войскового круга. У домовитых в Черкасске тоже был хлеб. Степан понимал, что добром они не дадут его.

«А пошто безотменно добром?! Как взять — так и взять: хоть силой, хоть с пытки…»

Надо было любой ценой выдать хлебное жалованье, захватить Черкасск, снова привлечь к себе всех казаков и, пока не успели прийти воеводы на Дон, сойтись с астраханцами…

Разин досадовал на Семена Лысова, который, покинув Черкасск, когда Степан упрекнул его, нашел оправдание в том, что, мол, черкасские городские ключи он не отдал Корниле.

«Не мешкав возьму Черкасск, — думал Разин. — А что там Прокоп наплел — все пустое! Откуда ему атаманской сметки достать?!

Мы нынче с Федькой да с тезкой Наумычем вечерком прикинем, разберем-ка, почем чего на торгу… Ежу, Дрона Чупрыгина, Сеньку тоже к себе призову — разумные есаулы. А все же разумней всех дед Черевик; стар атаман, а троих молодых за кушак заткнет!.. Воевал на веку довольно!..»

Степан не заметил и сам, как с этими мыслями окрепла его походка. Увидев тропу на снегу, он ступил на нее и бодро свернул к дороге, где в сумерках зачернела толпа выходивших с погоста людей.

Из-за кустов навстречу ему выехал вдруг Прокоп, ведя в поводу коня.

— Садись-ка, Степан Тимофеевич, Фролово наследье — Каурку тебе я привел, — сказал он. — Неладно тебе одному: ведь черкасские тут!

— Да ну тебя! — отмахнулся Разин. — Со Фролом проститься они прискакали.

— Брешут! Не к похоронам они. Петруха признался, — буркнул рыбак.

— Чего им? — вскочив в седло, спросил атаман.

— Чехарда! — махнул рукою рыбак. — Свара в Черкасске: Корней — на Михайлу да Логина, те — на него, Корнила прислал их…

— Чего же они? — оживился Разин.

— Молит Корнила, чтоб ты его принял, будто бы хочет держать совет, как Дон боронить от бояр, будто Корнила хочет Мишку да Логинку задавить и просит тебя не помешкать, покуда лед держит…

— А ты что?

— Послал их к чертям. Корнилу я знаю!..

— Ты, Прокоп, воли много забрал у меня! — строго сказал ему Разин. — Дон горит — разумеешь?

— Мы вот с тобою по Дону едем, и Дон не горит, — опустив по бычьи голову, возразил Прокоп. — А тебе не сгореть бы с такими дружками!..

— Постой-ка ты, не мели, — нетерпеливо остановил Степан, — скажи им, что я повелел Корниле приехать.

— Ну, ты, атаман, с такими делами иного посла найди! — огрызнулся Прокоп.

— Чего-о? — возмущенно воскликнул Разин.

— Иного сыщи, говорю, а я не посол к домовитым! — упорно ответил предатель.