Степень сравнения

Дверь перед носом Марата резко распахнулась, и за ней показался сухонький, но ещё весьма бодрый старик с седой бородой. Морщины, испещрившие его лицо, навечно запечатлели на нём горделивое выражение. Керим-ага был худ, даже тощ, его составы были раздуты артритом, но, тем не менее, он стоял, расправив плечи. В его фигуре не было и намёка на старческую немощность.

Его глаза удивлённо распахнулись, когда он увидел Марата, стоящего за дверью. Несмотря на это, Керим-ага тут же распахнул объятия, чтобы обнять правнука, не позволяя тому по традиции поцеловать ему руку и приложить её ко лбу.

Когда они наконец расцепили руки, прадедушка мягко спросил:

— Стоит ли мне спрашивать, где твоя невеста?

Марат горько усмехнулся и уронил голову. Керим-ага вздохнул, хлопнул правнука по плечу и повлёк его в дом.

— Пойдем, Марат. Я заварю тебе чаю.

Чаепитие для прадедушки был особым ритуалом, впрочем, как и для многих в Турции. Наверное, можно было бы сказать, что туркам чайные заменяют пабы. Марат скинул обувь, бросил сумку у входной двери и последовал за прадедушкой. В плане комфорта Керим-ага никак не хотел отходить от традиционного стиля и наотрез отказался переделывать свой дом на современные лад. Братья даже как-то в шутку предложили ему поставить во дворе юрту кочевника и жить в ней.

Как же радовались братья и прабабушка, когда прадедушка наконец согласился организовать в доме нормальный туалет. До этого они все ходили на улицу. Но даже сейчас прадедушка наотрез отказывался ставить современный унитаз, и туалет представлял собой дырку в полу.

В остальном же дом остался прежним. Дровяная печь в отдельном помещении, служившем кухней, все остальные комнаты в доме совершенно не различались между собой. Все они были одновременно и спальнями, и столовыми, и гостиными. Для того, чтобы столовая превратилась в спальню, нужно было просто убрать столик из центра комнаты, достать из сундуков матрасы и разложить их на полу. Докатившееся до наших времён слабое эхо кочевого прошлого турков. Привыкшим к российским домам мальчишкам было трудно это понять, но прадедушка был непреклонен. Впрочем, это научило Марата дисциплине и неприхотливости.

Он прошёл за прадедушкой. Кухня соседствовала с огромной парной. Прадедушка отказывался называть ее хаммамом и считал невероятно маленькой. Марат же думал, что это — самая большая личная парная, которую он когда-либо видел.

Прадедушка, расспрашивая Марата о всяких мелочах, вроде того, как тот добрался и над чем работал в этот раз, начал затапливать дровяную печь. Он поставил на огонь чайник, заварил чай в традиционном двухэтажном заварнике и выложил на стол сладости.

— Ну а теперь рассказывай, — повелел прадедушка, когда душелечебный стол был накрыт.

— Что рассказывать, Керим-ага? Закрутила моя невеста с моим же лучшим другом, — с грустной улыбкой поведал Марат.

— Вот тебе на! Женщины, как море! Как же так вышло?

— Да я особенно не разбирался, если честно, — Марат пожал плечами. — Не особенно хочется знать, чем конкретно я так плох.

— Да чем ты вообще можешь быть плох⁈ — возмутился Керим-ага. — Красавец, умник. Что ещё нужно?

Марат вдруг вспомнил, с каким презрением на него смотрели Урусовы, когда он первый раз попытался просить руки их дочери.

— Всё очень просто. Безродный я, — хохотнул Марат. — Был нищий и безродный. Но теперь я им просто безродный. Это её родители так сказали. Видимо со мной размножаться нельзя. Порода испортится. Согласие на брак не давали несколько лет.

Лицо Керим-ага приобрело неописуемое выражение. На его лице было написано что-то среднее между изумлением и возмущением. Казалось, прадедушка потерял дар речи. Марат продолжал:

— Почему она выбрала моего лучшего друга, я не знаю. Ни денег, ни имени… Dede[3], ты чего? — всполошился Марат.

Лицо Керим-ага начало подёргиваться от ярости, его морщинистые руки начали подрагивать, едва не расплескав чай, крылья носа затрепетали. Марат всерьёз испугался, что прадедушку сейчас хватит удар.

— Ты сейчас серьезно? — начал старик обманчиво тихо. — Ты мне серьезно говоришь, что родители твои невесты отказывали тебе в браке, а потом и вовсе разорвали помолвку из-за того, что ты безродный⁈

— Не совсем, — покачал головой Марат. — Помолвку разорвал я, когда застал её с моим другом накануне свадьбы.

— Нечего себе! — прадедушка мгновенно растерял пыл и с сочувствием посмотрел на правнука.

Марат скривился и махнул рукой, призывая Керим-ага закрыть ему.

— Про «безродного» это — правда. Они из древнего рода. А я, вроде как — не очень. Поэтому они долго отказывали и согласились только потому, что я денег заработал.

Керим-ага презрительно фыркнул, а потом внимательно посмотрел на Марата и заговорил тише, подавшись к правнуку через стол:

— Вот, что я тебе скажу, внучок: никакой ты не безродный! Понял? Древность твоего рода может дать фору кому угодно!

Вообще, Марату было как-то наплевать с высокой колокольни на все эти родословные и аристократические заморочки, но Керим-ага говорил так проникновенно, что Марат понял: для прадедушки это значит много. Марат решил подыграть.