Степень виновности (СИ)

— Это все было из-за Ижевска. — Смутился Олег. — Ведь вред шел от системы, Петербург намеревался этим судебным процессом вернуть себе доверие части населения, а остальных отвлечь от важных внутренних проблем страны.

— Но у него ничего не вышло. А виной всему кто-о-о? — Камиль несильно притянул к себе русского за воротник его рубашки. — Бывший декабрист. Что, есть еще порох в пороховницах, да? Если что, имей в виду: я к тебе в Сибирь снова ездить не буду!

— Ой-ой-ой, напугал. Будешь, никуда не денешься. Но, вообще, я надеюсь, что до этого не дойдет. — Мягко улыбнувшись, Олег осторожно отстранил от себя татарина. — Я не думал, что делаю что-то противозаконное. Я хотел всего лишь защитить нашего удмурта. И да, мои фотографии — это простое увлечение, ничего серьезного!

— О, кстати, а где они? Тебе не вернули их после суда?

— Не-а. Скорее всего, они сейчас вместе с другими документами в руках Москвы. В любом случае, у меня все равно есть дубликаты, и, в целом, это уже не наша забота, так? — Казань игриво кивнул. — Кстати, если бы не ты, у нас все равно бы ничего не вышло. Так что это больше твоя заслуга, чем моя. Как ты отвечал на все обвинения в сторону Ижевска — это надо было видеть! И где ты так научился?

— Это все высшее образование, молодой человек. — Изменив голос, ответил Камиль. — Оно меняет и людей, и нас. Так что, настоятельно рекомендую и Вам заняться своим дипломом!

— Всенепременно! Сам, смотри, от гордости не лопни!

— А почему бы и нет? — Казань отошел к стоявшему в комнате дивану и удобно усевшись, поманил к себе Нижнего. — Ведь я, а точнее мы, сегодня получили небывалое и неповторимое впечатление в судебной практике! Милый друг, не хотите ли это отпраздновать?

— На самом деле, очень хочу. — Не успев сесть рядом с Камилем, Нижний уже был прижат к его спинке весом татарина. — В какой форме вы хотите праздновать?

— В горизонтальной. И возражения не принима-аются.

С этими словами Камиль коснулся подушечкой указательного пальца губ Олега, а затем очертил им всю их линию. После этого рука обвила русского за шею, а губы его накрыл глубокий поцелуй.

Тем же вечером на другом конце города состоялась еще одна, весьма любопытная сцена, героями которой, на этот раз, стали Москва и Симбирск.

— Все прошло как нельзя лучше, не находишь? — Михаил сидел за письменным столом в номере одной из казанских гостиниц. Расположившийся напротив него в кресле Симбирск его настроя не разделял и, казалось, что он даже был чем-то немного опечален.

— Да, неплохо. Но… — Дмитрий задумался. — Все ли мы делаем правильно? Ну, то есть, я хочу сказать, что… Император будет расстроен таким решением, вынесенном Вами.

— Ну почему же только мной? Все честно, все на основании вердикта присяжных. Одним словом все так, как хочет народ. Власть же должна слушать жителей, не так ли? — Москва улыбнулся. То, как складывался ход событий, радовало его изо дня в день.

— Но ведь Вы настроили их против Императора. Разве это правильно?

— Для нашей цели, Дим, это самый верный путь. Кстати, в том, что все это не понравится Императору, ты, конечно, прав целиком и полностью, но… — Улыбка Михаила стала более хищной. — То, что произойдет дальше, расстроит нашего Государя гораздо, гора-а-аздо сильнее, чем какое-то провинциальное уголовное дело. — Москва провел рукой по папке с документами суда, в которой теперь лежали только фотографии Олега. — Вот увидишь. Кстати, а ты ведь все еще на моей стороне?

Немного провокационный вопрос, но Симбирск все еще был тверд в своем решении изменить Россию к лучшему. В Москве он, как и уже многие внутри страны, видел законного исторического правителя и надежду на новое светлое будущее.

— Как Вы можете сомневаться! Конечно на Вашей! Вы, все же, правы, Вы думаете обо всем народе, а не как Петр — только об одном слое общества… Когда-то он, конечно был хорошим Императором, но сейчас, в срезе приближающегося нового века, в стране должны смениться и строй, и правитель — это знаменовало бы полное обновление России и показало бы всему миру нашу мощь!

— Ты даже не представляешь, как ты прав, Димка. — Удовлетворенно прошептал Михаил глядя на Симбирска, но не видя его. — Даже не представляешь…

Взгляд его был устремлен в далекое будущее.

Там, в двадцатом веке, Михаилу виделась Революция.

Ее неизбежность уже не ставилась под сомнение ни им самим, ни Симбирском, ни кем-то еще из многочисленных их сподвижников-людей, разбросанных по просторам всей Российской Империи. Опасения вызывало лишь только то, что Петр, все еще имея сан Императора, пока еще мог сделать что-то веское для ее предотвращения. Но он, то ли сам, то ли под влиянием Москвы, категорически отказывался подписать проект Конституции и ограничить свое самодержавие и полностью ударился в консерватизм ради сохранения своей власти, что, в итоге, и направило развитие событий всего лишь по одному из многих возможных путей.

Годы существования Российской Империи уже были сочтены, и Мултанское дело на всех своих уровнях сыграло в этом свою вескую и далеко не последнюю роль.