Если бы это было возможно – он бы сжег сейчас самого себя дотла, чтобы когда-нибудь потом проснуться без чудовища. Но он больше не верил. Он уже сгорал когда-то. Вместо города. Но умер не монстр, умерло лучшее, что было в этом мире. Питер. Жертвы его старшего брата кому-то показалось недостаточно.
- Нейтан…
Вряд ли ещё один ядерный взрыв произвёл бы на загипнотизированного зрелищем умирающего города и полностью погружённого в свои мысли Нейтана более оглушающее воздействие, чем его собственное имя, тихо произнесённое кем-то позади него.
Вздрогнув и обернувшись, он увидел пытающегося подняться с пола человека.
Тот был весь в чёрном и его лица не было видно, но этот голос… и движения… и растрёпанные волосы…
Потрясение застило глаза, и было сложно сфокусироваться на тёмной фигуре, взгляд всё время соскальзывал, не давая Нейтану возможности вглядываться в детали, заставляя подставлять под недостающие фрагменты те, что хранила его память.
- Питер? – растерянно произнёс он, делая первый неуверенный шаг в сторону поднимающегося человека.
И второй.
И дальше, сначала осторожно, с опасливой надеждой во взгляде, а потом всё увереннее и твёрже, с разглаживающимся, ликующим лицом.
- Питер! – повторял он, как будто в одном только этом сочетании звуков крылось волшебство, позволяющее зафиксировать происходящее, сделать его реальным, не позволить развеяться в сыплющихся с неба пепельных хлопьях.
Уже почти уверовав в то, что видел, он подошёл к нему вплотную, и дрожащими руками, восторгаясь от настоящести тела, которого касался, помог подняться на ноги.
- Питер, я же знал! Знал, что ты… – и, охолонувшись, увидел, кому именно помогает.
Он и не знал, сколь тяжек его груз, пока нёс его беспрестанно. Но стоило спустить его с себя даже на несколько мгновений, расслабиться, почувствовав неземную лёгкость, а потом тут же снова согнуться под его неумолимой тяжестью – и сразу стало непонятно, как он мог так долго нести это на себе.
Нет, это не может быть правдой.
Правда – в имени и голосе, а не в этом страшном лице. Иначе зачем всё это? Зачем!?
Снова сгорая – невидимо, но от этого не менее страшно – от боли, злости и убитой, едва успевшей воскреснуть, надежды, отшатываясь от монстра, от самого себя с расплавленным лицом и холодным циничным взглядом, он вымученно выдавил, – это ты?
И попробовал уйти, но монстр снова вырос перед ним, загоняя обратно пробирающим шепотом:
- От меня не убежать, Нейтан.
Он пытался понять, что тому ещё от него надо, если он и так лишился всего, что у него было.
- Тебе ведь не нужно искупление, ты просто хочешь обо всём забыть, – наступая и толкая его в грудь, шипело чудовище, – так давай, прыгнем вместе, ты ничего не почувствуешь, как обычно.
- Нет! – перехватывая инициативу, хрипел он в ответ, и, укладывая монстра на лопатки, кричал в изуродованное лицо, – ты меня не знаешь!
- Я и есть ты, – возражал тот, и нагло ухмылялся, как будто выпрашивая хороший, смачный, стирающий с него это бесящее самодовольство, удар.
И Нейтан с радостью поддавался на эту провокацию, сбивая того с ног, и стараясь сделать как можно больнее, чтобы вернуть хоть часть того, что испытывал сам.
Они долго катались по полу, нанося друг другу жестокие, не сдерживаемые ничем удары, пока Нейтан не поверг чудовище на лопатки и не начал сдавливать его горло, сходя с ума под насмешливым взглядом глаз, в которых почему-то совсем не было поражения.
Давить… мечтая стереть эту молчаливую издёвку, не обращая внимания на то, что сопротивление из агрессивного стало оборонительным. Давить… ощущая под пальцами мелко вздрагивающий кадык, всё больше погружаясь в ослепляющий туман. Захлёбываясь собственным солёным биением в горле, пережатом не пальцами, а отчаянной безнадёжностью, ужасом от мысли, что ему придётся возвращаться в этот грёбаный мир живых, в котором вместо Питера рядом с ним был этот монстр.
Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы он, уже почти соскользнув в бессознательное состояние, не услышал из пелены окутывающего тумана своё имя.
Его звали – Нейтан, хватит! – и звали настойчиво, умоляя очнуться.
Ткань псевдо-реальности подёрнулась, и крыша исчезла, явив ему полностью разгромленную комнату, и лежащего под ним полузадушенного Мэтта.
Оторвав, наконец, от себя руки Нейтана, Паркман отшвырнул его в сторону, и они, запыхавшиеся и изрядно потрёпанные, раскатились по сторонам.
- Чёртов хозяин кошмаров, – пробормотал Мэтт; похоже, ему досталась своя порция игр воображения.
- Но ты всё прекратил, – заметил Нейтан.
Кое-как отдышавшись, они поднялись на ноги.
- Как у тебя получилось?
- Не знаю, он сбежал, – раздосадованный и до неприличия быстро оклемавшийся Мэтт принялся метаться по комнате в поисках сам не зная чего.
Как заводная игрушка, почему-то подумалось Нейтану. У него самого дико раскалывалась голова, и было ощущение, что внутренний датчик энергии скатился практически к нулю. Ватные руки и ноги, мысли – как кисель, пепельное марево перед глазами.
И мельтешение Паркмана, которое всё только усугубляло.