Степени (СИ)

Он не знал, как меняется сейчас сам. Словно вспомнив Нейтана – он возвращал самого себя. Прибывший сюда возмужавший и хмурый, с печатью проблем всего мира и одиночества в попытке их нести, он не видел, как сходит с него эта суровая личина, как валятся с плеч камни, как распахиваются глаза, и ломятся наружу чувства.

Как наливается беспомощностью взгляд…

Судорожно вдохнув, Нейтан наплевал на все свои предыдущие предосторожности, и, дёрнув брата за так аккуратно до этого придерживаемый локоть, с силой привлёк к себе.

Жив… жив…

Сдавив его, как в тисках, не в силах размениваться на меньшее, Нейтан замер так, не давая вдохнуть ни себе, ни ему, пережидая душевный спазм. До боли, почти до хруста в костях, и совершенно точно – до синяков на коже. Да, это Питер. Его Питер. Окрепший – Нейтан оторвался, наконец, от продавленных пальцами плеч, и провёл по спине, и ещё, и всё шире; коротковолосый – обхватил за непривычно стриженый затылок, привлекая ещё ближе к себе; и всё равно прежний – вдохнул его запах, ласкаясь о щёку, и в порыве упоения прижался к ней губами. И ещё, и ещё, сам не понимая, что делает, зацеловывая, утопая в этих бессознательных доказательствах жизни.

Заставляя Питера выгорать в его руках, медленно и неумолимо.

Воспоминания продолжали полниться новыми подробностями, но какая-то их часть почему-то ускользала. Ноги подкашивались, но Питеру не казалось ненормальным, что его, взрослого человека, удерживают почти на весу. Спина выгибалась в ответ гуляющей вдоль позвоночника ладони, голова кружилась от знакомого, сводящего с ума запаха, которого вдруг стало мало, и Питер, вздрогнув от нового острого напоминания, безошибочно уткнулся в своё любимое – он вспомнил! – место. То самое, где он минуту назад приметил бившуюся жилку, где было тепло и безопасно, и запах окутывал со всех сторон, а снизу щекотно тёрся воротничок. И где ещё быстрее, но как-то совсем обрывочно всплывали кусочки воспоминаний.

Выпускной, жёсткая ткань костюма под горящими губами, смесь возбуждения и смущения, дрожь…

Миллионы огней ночного города под ногами, колючая и влажная от пота щека, сумасшедшее счастье и жаркий успокаивающий шепот…

Ливень, раздрай и поцелуй, и разбитое лицо Нейтана перед закрытыми глазами…

- Я помню тебя, помню! – шептал Питер ему в шею, и хрипло выдыхал под усиливающимся от этих слов объятьем.

Но чего-то ещё не хватало, и чего-то важного, однако он всё больше и больше уверялся в своих догадках, он уже почти не сомневался в том, кто они с Нейтаном друг другу, когда на его затылок легла тёплая ладонь, а щеки коснулось рваное дыхание. И ещё… и ещё… оставляя обжигающий след.

Сознание совсем повело куда-то в сторону, из горла чуть не вырвался всхлип, тут же напомнив о «не реветь при нём», и, прикусив губу, Питер ещё сильнее подался к Нейтану, снова и снова обхватывая его плечи и пытаясь продышать окатившую его с ног до головы волну жара.

Успокаивающе покачав его, Нейтан немного отстранился, заставляя посмотреть на себя, и обомлел от его поплывшего, полностью пропавшего вида, и своей двойной на это реакции: смятения и неги.

Послушно уставившись на него, Питер принялся блуждать взглядом по его лицу, не стесняясь своей эйфории, ликуя от каждой узнаваемой чёрточки, и замирая от каждой новой, с трудом удерживая желание коснуться их: едва касаясь, провести ладонями; обхватив снизу подбородок, огладить шрам; дотронуться до потемневших век и углубившихся ямок в уголках рта, освобождая их от напряжения и боли; обозначить скулы, брови, не отрывая взгляда от серьёзно смотрящих на него глаз, внимательных и утомлённых, заставляющих ещё больше слабеть ноги. Ему так хотелось прикоснуться, что пальцы ныли, а сердце заходилось от осознания душевной обнаженности и абсолютной обоюдной близости с тем, кто стоял напротив.

Но он всё-таки удержался.

А потом у Нейтана дрогнули губы, словно тот хотел что-то сказать, но промолчал, и, знакомо облизнув их изнутри, так и остановился на половине пути к чему-то несказанному.

Моргнув, Питер перевёл на них взгляд, и перестал дышать. Они манили до потери пульса, и Нейтан как будто замер в ожидании чего-то, но что-то всё же было не так. Питер никак не мог вспомнить, как касался их раньше. Не мог вспомнить, насколько они властные, или мягкие, или жесткие или ласковые.

Он даже качнулся им навстречу, но, едва начав движение, всё же остановился, и, снова посмотрев с осоловевшим видом на почти такого же Нейтана, нашёл в себе силы спросить:

- Мы с тобой…? – но не смог продолжить, терзая его ожидающим взглядом.

* *

И мгновенно очнувшись, оледенев от одной только мысли, куда завела их эта встреча, и кляня во всём только себя одного, Нейтан снова прижал брата к себе, по возможности так, чтобы не дать тому шевельнуться, и, удерживая за шею, чтобы тот даже случайно не мог повернуться к нему лицом, зашептал на ухо:

- Мы братья, Пит, – и почувствовав, как тот застыл, горячо добавил, – ведь это же здорово, правда?