- И долго нам ещё расплачиваться за ваши грехи? – Нейтан обернулся на мать, не выдержав её «светского» разговора с Паркманом, и припечатывая взглядом, под которым вздрагивали даже самые сильные его противники.
Паркман примолк, парализованный ощущением, что всю квартиру Питера, в которой они сейчас находились, наэлектризовали до такой степени, что, казалось, коснись чего-нибудь, или сделай неловкое движение, и тебя так шибанёт, что живым бы остаться. «Волшебная сила» семьи Петрелли, чёрт бы их побрал, как они вообще выживают друг рядом с другом?!
Мать не повела и бровью.
Не отводя пронзительного взгляда от сына и совершенно не глядя на Паркмана, она сухим жестом вернула последнему очередную «визитку» Адама – обрывок снимка с Викторией Пратт, перечёркнутый особым символом и извещающий о том, что ещё один из основателей насильственно покинул этот свет – и направилась в сторону Нейтана.
Не торопясь, рассекая наэлектризованное пространство, как нож масло, погружаясь в свою привычную стихию словесных игр и внешних приличий. И как будто ничуть не тяготясь повисшим напряжением.
- Адам хотел отомстить тем, кто предал его…
Какая филигранная работа!
Нейтан не знал, что чувствовал сильнее: досаду или восхищение.
Строго дозированная капля тепла в прохладном речитативе, немного блеска в глазах, мягкость шагов и плавность движений. Дорогая мама несомненно вернулась в прежнюю форму. Только для кого она это всё сейчас демонстрирует? Паркман примёрз к полу, боясь сделать лишнее движение, а он сам… неужели мать думает, что на него это всё ещё действует?
Он покачал головой, сложив на груди руки, и, присев на край комода, аккурат рядом с фотографией брата, уставился в окно.
- Теперь всё кончено, Нейтан, – увещевала она, – всё кончено.
Приподняв бровь, он с едва заметной горькой насмешкой глянул на мать, и, противореча всему своему иронизирующему виду, и мимике, и лёгкому тону, снова отвернулся и бросил уже куда-то в сторону, как нечто не особо значимое, вспомнившееся лишь по случаю:
- Питер жив, – расстраиваясь из-за всё ещё реагирующего на это словосочетание ёкающего сердца и зачем-то стараясь никак не подать об этом вида. Он прятался за свои сложенные руки и будничный тон – не столько для того, чтобы обмануть мать, сколько лишний раз дать понять ей, что та утратила его доверие – но, не выдержав, снова посмотрел на неё: и зло, ненавидя за все её деяния, и болезненно нежно – за искренность её потрясения.
Сейчас, стоя спиной к Паркману и глядя прямо в глаза старшему сыну, она была лишь матерью, только что узнавшей о том, что его брат, и её младший сын, жив. И насколько ей было непросто, можно было только догадываться. Потому что, в отличие от Нейтана, она уже успела смириться с потерей Питера, и внутренне похоронила его. Нейтан – лишь дождался его из немыслимо долгого путешествия. Она – фактически воскрешала из мёртвых.
- И он заодно с Адамом, – голос Паркмана ворвался в их переполненное смыслом молчание безо всякого трепета, – и, похоже, они вместе убили Викторию Пратт, там повсюду их отпечатки.
Миссис Петрелли, не дыша впитывавшая каждое произнесённое им слово, резко вдохнула и выдохнула, и с какой-то невиданной для неё бесхитростностью и мольбой во взгляде шагнула к Нейтану, словно желая что-то сказать, или спросить, но, споткнувшись о его неподъёмный взгляд, промолчала.
Ну же! Это ведь её территория, её вотчина – убийства, обманы, подмены моралей, использование всех и вся – что угодно, если только она видит в том смысл!
Нейтан с трудом держался, бесшумно, но тяжело выдыхая сдавивший грудь спазм, глядя на мать по-взрослому обвиняюще и одновременно по-детски обиженно, переходя от прищура – такого, какой часто бывал у его отца, к распахнутости – почти такой, как была у брата.
И, чувствуя, что ещё секунда, и он сорвётся – на крик, обвинения, или истерику, он сам не знал, на что – отвёл взгляд, прерывая их так и не начатое объяснение, давая понять, что даже на это у матери нет права, после всего ею содеянного.
«Проглотив» это, но не позволяя себе согнуться ни на йоту, миссис Петрелли продолжила своё застывшее было движение и прошла дальше, отвернувшись ото всех так, чтобы не было видно её лица.
- Мы этого не хотели…
Нейтан только поморщился – сколько раз он уже слышал эти сказки, – но перебивать не стал.
- Тридцать лет назад мы объединились, чтобы изменить мир. Чтобы всё исправить. А Адам очень хорошо представлял себе историю человечества… и мы ему поверили. И я поверила. И Линдерман и твой отец тоже, – всё также не поворачиваясь, сказала она.
- Но Боб сказал, что вы его заперли.
- О нет… – протянула миссис Петрелли, окунаясь в воспоминания тех времён, – не сразу. Поначалу я ему помогала, – тихо произнесла она, как будто желая тоном голоса уменьшить тяжесть произносимых слов.
- Ты… что?
- А потом Адам решил, что мир не заслуживает спасения, – проигнорировала она возглас сына, – и что его надо просто вычистить непреодолимым вирусом. И когда уже всё было на грани, я поняла, насколько это ужасно.