Степени (СИ)

- Да что вообще происходит? – глядя на взвившийся над исчезнувшим порошком дымок, с ошалевшим видом возмутился Паркман, и, вскинув голову, подозрительно вперился в Питера, потом в Нейтана, и обратно, не зная, кому вернее задавать вопросы и как-то слишком уж резво заводясь, – ваша мать и мой отец, одному богу известно, что они ещё натворили! Долго нам ещё разгребать то, в чём они виноваты?!

- Мэтт, ты прав, – довольно резко прервал его начинающееся буйство Нейтан, и более мирным, сглаживающим тоном повторил, – ты прав.

Знал бы Паркман, чего это ему стоило.

Потому что, по сути, он действительно был прав, Нейтан был с ним полностью согласен. Гнев на родителей, отодвинутый на время мыслями о брате, вернулся с новой силой. Этот сейф – это ещё хуже, чем он себе представлял.

Он окинул взглядом содержимое множественных ячеек: непонятное, потенциально опасное.

Зачем это всё здесь хранится?

Для чего?

Если любая из этих вещей обладает хотя бы десятой долей опасности только что уничтоженного вируса…

Снова стало гадко. Как всегда, когда он вспоминал, что успел натворить сам. Было сложно сейчас поверить в то, что он некогда был таким же, как родители, что отец был его идеалом, а мама…

- Они нас просто использовали, управляли нами, – негромко произнёс он, – но этому конец, здесь и сейчас, – и, помолчав с задумчивым видом, повернулся от ячеек к Питеру и твёрдо добавил, – больше никаких тайн.

- Что ты хочешь сделать? – без заминки подтвердил тот свою готовность к любому его шагу.

- Надо всем рассказать. Показать, кто они такие, и что они натворили. Что они – настоящие враги. Надо устроить пресс-конференцию. Мэтт, мне нужна твоя помощь, – не откладывая дела в долгий ящик, обратился он к Паркману, – чтобы меня увидели все.

У Питера по спине прокатился холодок: колючий, о чём-то сигналящий, и он бы не проигнорировал его, если бы не второе ощущение – сильнейшая ностальгия, возврат в прошлое: Нейтан-политик, Нейтан-конгрессмен, Нейтан – заразительный, обаятельный…, а дальше эпитеты прерывались, потому что дальше всё было совсем не так как раньше. Не капитан Америка. Не мистер «голосуйте за Петрелли». Обаятельный – не внешним лоском и белозубой улыбкой, а искренностью. Собранный – даже сквозь во всех смыслах потрёпанный вид. Никакого пафоса. Никакого напускного франтизма. Тот самый, настоящий, Нейтан-его брат.

* *

Он не вспомнил о том холодке, даже когда немного позже, в полицейском участке, где было решено делать публичное заявление, увидел брата подготовившимся к выступлению, в отглаженной рубашке и ностальгически красном галстуке. С насильно уложенными отросшими вихрами, выбритого и практически с прежним лоском, только куда более живого, куда более волнительного.

- А ты точно не против? – спросил тот, закатывая до локтя рукава рубашки.

- Да, но если бы я тогда не послушал Адама… – удручённый, Питер снова окунулся в терзания, казня себя за чуть было не ставшими фатальными заблуждения, и отворачиваясь от брата.

- А если бы я тогда не послушал Линдермана… – в тон ему повторил Нейтан, хватая за плечо и разворачивая к себе.

Как раньше… Всё – как раньше. Только вслед каждому старому знакомому жесту внутри ёкало что-то новое, чему сейчас категорически было не место, да и не только сейчас, да и бог с ним, когда вот она, надежда на то, что всё между ними как прежде. Доверие, понимание с полуслова, с полувзгляда, вообще всё…

Разрываясь между старым ощущением автоматизма и новым чувством запрета, Нейтан сжал его плечи уже обеими руками, заглядывая в глаза, заставляя смотреть в свои, привязывая к себе взглядом, убеждаясь, что Питер и не собирается сопротивляться.

Мимо сновали сосредоточенные люди с аппаратурой, суетясь и что-то то и дело настраивая, а они стояли посреди всей этой кутерьмы и не замечали её.

- Ты хотел поступить, как лучше, – авторитетно начал он, источая понимание и надёжность, – как всегда. Ты думал, что все такие же добрые, как и ты. Но если будешь считать, что поступил плохо, Пит, то хуже будет только тебе самому, – доверительно кивнул он вслед своим словам, – поверь, я знаю.

О, этот старый добрый режим старшего брата, который раньше зачастую так раздражал, а теперь почему-то вызывал такой беспощадный взрыв нежности, что Питер не знал, чего ему сейчас больше хотелось, разреветься или разулыбаться. Сдерживаясь, он сглотнул солёный комок, и позволил улыбке тронуть свои губы.

- Что? – застопорившись на них взглядом и тут же забыв о чём говорил, рассеянно заулыбался в ответ Нейтан.

Вокруг всё шумело, кричало, возилось…

Мягкость улыбки Питера вдруг резко оттенилась рвущимися наружу подавляемыми чувствами, и она почти исчезла, вытесненная внутренней болью.

- Просто я соскучился, – его было еле слышно среди окружающего гама, но Нейтан понял бы его, даже если бы ему пришлось читать по губам.

- Я тоже, – расцвёл он, и тут же, подбитый под колени неприкрытой мольбой во взгляде о чём-то большем, потянул его за затылок к себе, чтобы обнять, но, вспомнив, чем всё это закончилось в прошлый раз, как будто наткнулся на стену.